Ловушка - страница 37

Патрик расстроился, он не мог вмешаться, не мог помочь ей, к тому же к нему подошла Антавиана и зашептала на ухо ядовитые слова.

Марина могла вырваться из рук полицейского и снова броситься в крепкие объятия ирландца, но она совсем пала духом.

Ее мыльный пузырь только что лопнул. Счастье оказалось недолгим, о чем она интуитивно догадалась в тот день, когда появилась на свет.

Они шли по нескончаемым коридорам и оказались в плохо освещенной каморке с двумя стульями. Марина упала на один из них, совсем выбившись из сил. Как только полицейский вышел, Цицерон тут же заявил:

— Подписывай там, где тебе скажут, и не отвечай на вопросы.

Марина была не столь уверена в благополучном исходе.

— Им захочется узнать что-либо. Причины подмены и все такое…

— Лучше не открывай рта. Ты и представить себе не можешь, как они набросились на эту колбасу!

— Колбасу?

— Леонора, то есть моя мать, положила в мою сумку колбасу, чтобы я не голодал, а теперь меня обвиняют в том, что я собирался ввезти в Ирландию свиную чуму.

Марина почувствовала себя одиноко.

— Вся эта каша заварилась из-за какой-то колбасы?

— Эти таможенники еще неуступчивее, чем янки.

Марина смутно разглядела нечто вроде света в конце туннеля.

— То есть ты на меня не донес, а про меня они ничего не знают?

— Что ты хочешь, чтобы они знали? Они знают, что мы едем вместе, и что ты меня знаешь.

Марина взвилась как водяной смерч.

— Нас не задержали?

Цицерон отрицательно покачал головой.

— Как только ты подпишешь мою декларацию, все будет в порядке.

Марина подписалась дрожащей рукой на декларации, молча попрощалась с полицейским и прошла путь в обратном направлении, горя желанием придушить своего бестолкового спутника.

Марину жестоко вырвали из объятий единственного живого существа, которое заслуживало ее внимания на всей планете Земля. Ее счастье разнесли на куски из-за какой-то колбасы. Как жалка жизнь человека!

Слова Луси прозвучали точно оплеуха:

— Он ушел.

Марина подняла глаза и не заметила следов веснушчатого лица среди столпившихся в зале прилета руководителей групп с объявлениями и плакатами, создававших часть фауны аэропортов.

«Где же он?»

— Патрик, — заплакала она, садясь на свой чемодан и закрывая лицо руками.

Луси, видно, поняла ее.

— Кто знает, а вдруг он вернется.

Однако ирландец без фамилии исчез, не оставив ни номера своего телефона, ни адреса, ни ника в «мессенджере».

— Почему вы не попросили его подождать меня? — крикнула Марина неверным подругам.

Антавиана встала на их защиту.

— Он должен был узнать правду.

— Какую правду?

— Что ты влюблена в Цицерона и носишь при себе его фотографию.

— Ты ему так сказала? — прорычала Марина.

К счастью, Луси остановила Марину прежде, чем та успела выцарапать глаза мелкой дряни.

— Ты очень злая, — упрекнула ее Антавиана, держась от Марины на безопасном расстоянии.

Цицерон стоял рядом с таким видом, будто речь шла не о нем.

— Вы собираетесь дискутировать всю ночь? Я спрашиваю об этом, потому что автобусы ходят по расписанию.

И тут вся ярость Марины обрушилась на этого странного типа.

— Это ты виноват! Все это произошло из-за тебя!

— Что я тебе такого сделал?

— Почему ты не съел эту колбасу, чтобы тебе лопнуть?!

Марина безутешно зарыдала.

Почему? Почему? Разве стоило знакомиться с Патриком вживую, чтобы тут же потерять его? И как ей быть теперь? Как его найти? Как расхлебать кашу, которую заварил Цицерон?

И тут она вспомнила ужасный закон Маха, который был гораздо хуже закона Мерфи: «Все идет хорошо, чтобы потом все могло идти вкривь и вкось».

Крохотная фея порхала у лица больной, внимательно считая выступившие на ее коже красноватые болячки.

— Семьдесят девять, восемьдесят, восемьдесят одна…

— Ты неправильно посчитала, — едва слышно возразила Анхела. — Вот здесь, за ухом тоже. Я их нащупала.

— Не трогай! — слишком поздно предостерегла ее Лилиан.

— Почему?

Анхела тут же заметила, что ее пальцы стали красными. Это кровь? Она побледнела, хотя ее тело покрывали алые пятна.

— Они превращаются в язвы, — с ужасом пролепетала девушка.

Фея огорченно кивнула головой и утешила ее:

— Скоро все пройдет, только потерпи немного.