Тут Тремонт замолчал — заметил слишком близко стоявшую Патрисию. Она, продолжая гладить пса, посмотрела в сторону леса и сделала вид, что ничего не слышала — все три последних месяца не впускала страшные мысли. Хейли сильная, Хейли выживет; просто уехала в сумасшедшее путешествие и уже скоро вернется домой.
Но теперь, глядя на лес и почесывая собаку, Патрисия представила до этого невообразимое: брошенную, напуганную, раненую, плачущую сестру — и зажмурилась. Подошел Фрэнк Тремонт, встал рядом, кашлянул, стал ждать, пока она откроет глаза. Наконец открыла, готовая услышать слова утешения. Но тот молчал, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.
Тогда Патрисия снова зажмурилась, не переставая гладить пса.
Уэнди стояла перед оградительной лентой и говорила в микрофон с логотипом «Эн-ти-си», стараясь придать словам вес, при этом избегая излишней телевизионной драматичности:
— Итак, мы ждем известий. Из парка «Рингвуд-стейт» на севере Нью-Джерси Уэнди Тайнс, новости «Эн-ти-си».
Она опустила микрофон.
— Наверное, надо переснять, — сказал оператор Сэм.
— Зачем?
— У тебя хвост растрепался.
— Ничего.
— Да брось, затяни потуже, дел на две минуты. Вик захочет другой дубль.
— К черту Вика.
Сэм закатил глаза:
— Ты серьезно?
Она не ответила.
— Не ты ли была готова порвать за кадр со смазанным макияжем? С чего вдруг принципы поменяла? Идем снимем еще раз.
Уэнди отдала ему микрофон и пошла прочь. Сэм, конечно, прав. Она тележурналист. Все, кто думает, что внешний вид тут не важен, или простаки, или идиоты. Важен. Она приводила себя в порядок для камеры, снимала дубль за дублем и при не менее мрачных обстоятельствах.
Одним словом, в ее растущий список недостатков можно добавлять лицемерие.
— Ты куда? — спросил Сэм.
— Если что — мобильник у меня с собой. — Уэнди зашагала к машине.
Она собиралась звонить Филу Тернболу, но вспомнила слова его жены Шерри: Фил по утрам в одиночестве листает объявления в «Пригородном кафе» на семнадцатом шоссе. Ехать туда минут двадцать.
У классических стародавних кафе Нью-Джерси были чудесные полированные стены из алюминия; у тех, что поновее (года шестьдесят восьмого), — фасады искусственного камня, вызывавшие у Уэнди тоску по тому самому алюминию. Впрочем, интерьеры изменений почти не претерпели: все те же маленькие музыкальные автоматы у каждого столика, вертящиеся стулья у стойки, пончики под стеклянным колпаком (под таким Бэтмен держал телефон), выгоревшие на солнце фотографии с автографами местных знаменитостей, о которых никто никогда не слышал, и угрюмый парень с мохнатыми ушами за кассой.
В автомате звучал хит восьмидесятых «Правда» группы «Спандау балет» — странный выбор для шести утра. Фил Тернбол сидел в угловой кабинке — серый костюм в тонкую полоску и желтый галстук (такие называли «галстук власть имущих»). Газету он не читал, а вглядывался в чашку с кофе, будто та скрывала ответ.
Уэнди подошла и стала ждать, когда на нее посмотрят. Не дождалась.
Не поднимая глаз, Фил спросил:
— Как вы меня нашли?
— Ваша жена упомянула это место.
— Выходит, знает? — Он грустно улыбнулся.
Уэнди промолчала.
— А что именно она сказала? Наверное, «разнесчастный Фил каждое утро сидит в кафе и жалеет себя»?
— Совсем не это.
— Ну да, ну да.
Уэнди интересовали совсем другие подробности.
— Не против, если я присяду?
— Мне нечего вам сказать.
Газета была открыта на статье об айфоне Хейли, найденном в номере Мерсера.
— Читаете о Дэне?
— Угу. По-прежнему его защищаете? Или с самого начала дурили мне голову?
— Не поняла.
— Вдруг вы и до вчерашнего дня знали, что Дэн похитил эту девушку? Вдруг решили — раскроете свои планы и я не стану говорить, поэтому притворились, будто хотите восстановить его репутацию.
Уэнди села напротив.
— Такого я никогда не говорила. Я хочу выяснить правду.
— Очень благородно.
— Почему вы так враждебно настроены?
— Видел вчера, как вы разговаривали с Шерри.
— Ну и что?
Фил Тернбол взял чашку обеими ладонями: один палец — на ручку, другим придерживал.
— Просили убедить меня пойти вам навстречу?
— Тот же вопрос: ну и что?
Он отпил, осторожно поставил кофе на место.
