— А граф Хантли, начавший сражение первым, уцелел, — продолжал рассказывать Стэнли. — После сражения с Дакром он увел остатки своих разбитых отрядов. Так же поступил и наш любезный Хоум, тем самым сохранив часть войска. Кстати, последний даже имел наглость прислать поверенного, желавшего забрать эти дьявольские пушки. Ну да старик Суррей послал его к черту!
Стэнли хохотнул, но увидел мрачное лицо Дэвида и похлопал его по плечу:
— Выше голову, сэр. Мы разбили этих ублюдков. Хвала Господу, мы разбили их! И что бы вы ни ощущали сейчас, сегодня был прекрасный день.
Дэвид, поморщившись от боли в боку, снова потянулся за мехом с вином. Откинув голову, он пустил в рот сладкую струю. В голове сразу зашумело, а в груди разлилось тепло. И, возвращая мех, он блаженно улыбнулся:
— Воистину, милорд, сегодня был замечательный день. Этим утром я женился, остался жив под градом чугунных ядер, получил от вас прекрасную лошадь, уцелел в бою, а главное — мы защитили свою страну. Аллилуйя!
Стэнли что-то хотел сказать, но замер на миг, а потом громко рассмеялся.
— Тогда, клянусь истинным Богом, для вас этот день особенно замечательный!
Дэвид, все еще улыбаясь, шагнул в сторону. Он уходил. Он слишком устал от крови и смертей и сейчас почти с наслаждением вспоминал болотистые заводи и каменный алтарь, на котором куском сырой глины был закреплен простенький крест из ветвей. Это был славный миг — их скорое и непрезентабельное венчание с Мойрой. Теперь именно это воспоминание давало ему силы и успокаивало душу. А еще Дэвид знал, что его ждут и о нем молятся. Здесь же он закончил свои дела и может уехать. Ибо ничего ему сейчас так сильно не хотелось, как поскорее обнять свою любимую…
И снова было лето, снова наступил август, и пустоши Чевиотских склонов покрылись лиловым ковром цветущего вереска. При ясной погоде под бледно-голубым, как яйца скворцов, небом, в легкой дымке, за которой уходили вдаль волны горных хребтов, это было так красиво!
Леди Мойра Майсгрейв сидела среди вереска, обхватив колени руками и позволяя ветру играть отросшими светлыми волосами. Она любовалась открывшейся картиной и вдыхала воздух Пограничного края, понимая, что эта неспокойная земля между Англией и Шотландией обладает своей особой душой. Которая стала и ее душой. Ибо дикарка Мойра прижилась тут и даже перестала тосковать по морю, которого не видела уже много месяцев.
Да, она полюбила этот суровый край, край ветров, набегов и настоящей преданности, как полюбила и суровых людей, среди которых жила в замке на скале. Ей по сердцу пришлись посиделки у горящего камина в старом зале, когда все вокруг отрезано от остального мира снегами, а позже, после того как со склонов исчезал слизанный весной снег, Мойра, будучи истинной хозяйкой, следила, как отворяют загоны и отощавший скот разбредается по пастбищам, сопровождаемый вооруженными отрядами. О, без оружия тут было опасно, но Мойра прибыла из краев, где угон скота был обычным делом, и ее ничего не смущало. Порой молодая женщина думала, что, даже прожив несколько лет в клане Маккензи, она не стала там настолько своей, как нынче в Гнезде Орла. Возможно, это объяснялось тем, что тут она была всеми уважаемой леди Майсгрейв, а там — любовницей старого вождя. И все-таки главное заключалось не в законности ее нынешнего положения, а в том, что здесь Мойра познала, что такое настоящее счастье. Она любила и была любима, она чувствовала уважение и приязнь окружающих ее людей и отвечала им тем же. Когда-то давно отец Годвин сказал ей: «Жить со спокойной душой — это так много». О, теперь Мойра его понимала!
Тихо засмеявшись от столь хороших мыслей, молодая женщина сладко потянулась. На эти пустоши она отправилась в простом платье — крашенное в темно-синий цвет сукно, никаких пышных юбок на каркасе и подбитых мехом широких рукавов. О, безусловно, она, как и ранее, любила наряжаться и слыла в округе известной щеголихой, но кто же будет гулять по вереску в подобном наряде? Мойра даже не водрузила на голову богатый гейбл знатной дамы, позволив волосам свободно ниспадать на плечи, как было принято у жен горцев далекого шотландского Хайленда. Однако Мойра и была наполовину шотландкой. И наполовину англичанкой. Но если, оставшись жить в Пограничье, она поддерживала отношения с английской родней, то с шотландскими Керрами так и не наладила связь, даже став женой Дэвида Майсгрейва. К тому же Керры, как и большинство шотландских родов, потерявшие немало людей в сражении при Флоддене, закрылись в своих башнях и неохотно общались с южными соседями.
