За роялем ссутулившись сидел пожилой мужчина. Марла вспомнила, что его зовут Луи. Он играл какую-то старомодную мелодию, и Марла чувствовала, что у него это выходит неважно. Странно, почему он такой мрачный и подавленный? Ведь ему явно не так много лет. Впрочем, тоскливое настроение и поникший вид из кого угодно сделают старика.
Марла подошла к Луи сзади, положила руки ему на плечи и стала потихоньку оттягивать их, пока он полностью не выпрямился. Луи заиграл медленнее, а потом и вовсе убрал руки с клавиш. Чувствовалось, что он озадачен.
– Чтобы хорошо играть, нужно правильно сидеть, – назидательным тоном заявила Марла. – Вы думаете, Бетховен горбился?
– Мне кажется, да. По крайней мере, на всех портретах он сутулится…
– Боже, Луи! Эти мышцы у вас слишком напряжены, – Марла провела большим пальцем между сухожилиями на его плече.
– Что же тут удивительного, если мне каждый день в тягость? – уныло произнес он.
– Луи, что вы такое говорите?! – огорчилась Марла, размышляя, как бы ему помочь. – Знаете что, снимите-ка туфли! – решительно потребовала она.
Луи изумленно воззрился на нее.
– Я слишком сильно давлю на педали?
– Нет-нет, – успокоила его Марла. – Мне просто кажется, что нужно изменить ваше настроение. А начинать всегда следует с ног.
– Поверьте мне, миссис Шиффер, никто и никогда не интересовался моими ногами. Это совершенно точно.
– И напрасно, – убежденно сказала Марла.
Она опустилась на колени и стала расшнуровывать его туфли. Неожиданно широкая улыбка осветила лицо Луи.
– Чему вы улыбаетесь? – спросила Марла. Луи смущенно отвел глаза.
«Наверное, дыра в носке», – подумала она, но тут взгляд ее упал на его брюки, под которыми явственно проступала выпуклость.
– Вот видите, – ласково улыбнулась Марла, – рефлексология творит чудеса!
Сильвия лежала с закрытыми глазами в блаженном полусне, чувствуя справа от себя теплоту тела Боба. Его рука охватывала ее плечи, и она ощутила такой покой и умиротворенность, что было жаль погружаться в дремоту. Хотелось наяву насладиться этой полнотой удовлетворенности. Все ее тело сковала сладостная истома, и отрицать это не имело смысла. Сильвия вздохнула: она не могла вспомнить, когда в последний раз ей было так же хорошо.
Понежившись еще несколько минут, она заставила себя открыть глаза. На подушке выделялся четкий профиль Боба. Хотя большинство свечей погасло, в комнате оставалось достаточно света, чтобы его разглядеть. Боб до сих пор был очень хорош собой. Эти удивительно благородные пропорции головы, четкая линия подбородка, темные, очень густые ресницы, легкий румянец на щеках, как двадцать лет назад…
Сильвии захотелось поцеловать его, но она боялась пошевельнуться, чтобы не разрушить атмосферу волшебства. Сильвия чувствовала себя в этот момент абсолютно счастливой, и, что бы там ни было, она любила лежавшего рядом с ней мужчину!
Как все-таки странно: она состояла в греховной связи с собственным мужем, а он и не подозревал ни о чем… Конечно, это придавало отношениям привлекательность запретного плода, но для Сильвии в их новой связи присутствовала еще и вся глубина их совместного опыта.
Боб, казалось, почувствовал ее взгляд. Веки его затрепетали, по-кошачьи медленно он открыл глаза, повернул голову и посмотрел на нее. Очевидно, ее глаза сказали ему очень многое, потому что он теснее прижал ее к себе. В надежном кольце его рук Сильвия чувствовала себя спокойно и уверенно.
– Я так рад, что ты мне позвонила! – шепнул Боб.
Сильвия понимала, что он старается подобрать слова, и у нее на мгновение возникло искушение приложить руку к его губам: слова могли уничтожить возникшую гармонию. Но се жест запоздал. Боб заговорил снова:
– Это было так… – Она знала, как многозначительны его паузы. – …так впечатляюще мощно!
Сильвии показалось, что она видит на его ресницах слезы, и радость переполнила ее душу. Значит, она не ошиблась: волшебное очарование существовало не только в ее воображении.
– Я чувствую то же самое, – так же шепотом ответила она.
Боб не пошевелился, а ей так хотелось, чтобы он снова к ней прикоснулся! Она терпеливо ждала, не желая делать первый шаг, и Боб, казалось, услышал ее молчаливый призыв. Он стад гладить ее волосы, прикасаясь к ним нежно, почти благоговейно. Но внезапно выражение его лица изменилось.
