Словом, Лу Чэнькану в любом случае было трудно поверить в то, что командующий Мэн Тянь вдруг просто так, беспричинно, взял да и принял «почетную смерть». Лу отказывался в это верить. Нет, этого положительно не может быть! Ему казалось, что произошло что-то сродни мгновенному светопреставлению, случилось сотрясение тверди земной…
Всю ночь Лу Чэнькан не смыкал глаз. И бессонной той ночью, после долгих размышлений, принял он в сердце своем твердое решение: все баталии с еюнну прекратить, а отряд свой отвести на родину. Нет теперь никакого смысла сражаться с еюнну, нет никаких причин оставаться на зимовку в землях варваров. Все эти причины были — но были лишь до тех пор, пока был жив Мэн Тянь. А теперь-то его нет…
О том, что с ним случится после возвращения отряда на родину, Лу Чэнькан совершенно не думал. Пусть его покарают, пусть приговорят к смерти! Какое это теперь имеет значение, если самому командующему Мэн Тяню была беспричинно «дарована смерть»? Не все ли равно, что случится с ним, командиром одного из бесчисленных отрядов, стоящих ныне на границе?
Лу Чэнькан написал Чжан Аньляну письмо, в котором поблагодарил его за дружество и добросердечие, а затем погрузил на лошадей гонца полученные вчера подарки и приказал посланцу возвращаться обратно. Сотня солдат Лу Чэнькана была приставлена охранять посла на всем пути до пункта назначения, отстоявшего от расположения отряда на сотню с лишним ли.
На следующий день, дожидаясь возвращения конвоя, Лу Чэнькан собрал свой отряд и впервые сообщил воинам, что все они возвращаются на родину. Солдаты, естественно, не возражали. Они вообще не задумывались о том, что когда-нибудь сражения с еюнну за границами империи, наконец, закончатся, и потому не сразу уразумели истинный смысл слов Лу Чэнькана. Солдаты вдруг остро почувствовали, что все на свете имеет конец — даже их трудная жизнь, которая, казалось, так и будет всегда мчаться прямо к пропасти, полной несчастий и бед…
Спустя три дня после отъезда гонца от Чжан Аньляна, утром, отряд под командованием Лу Чэнькана свернул лагерь и двинулся на юг. По плану намечалось через семь-восемь дней выйти к берегу реки Хуанхэ, а через десять-одиннадцать достичь Великой стены, которую бойцы отряда не видели уже целых три года.
С самого начала похода отряд встречали всяческие несчастья. Все время дул ледяной, пронизывающий до костей ветер. На третий день к нему прибавился снег; его тяжелые, мокрые хлопья нещадно били в лица людей и хлестали по конским мордам. На четвертый день ветер стих, но снег, и так застилавший все небо, продолжал идти и становился все гуще…
То и дело останавливаясь, отряд продолжал ощупью двигаться вперед. Каждый из тысячи солдат, находившихся в подчинении у Лу Чэнькана, как свои пять пальцев знал эту степь, по которой они проходили несчетное число раз. Но каждый знал и тот ужас, который испытывает человек, когда выпавший снег за одну ночь делает знакомую степь совершенно неузнаваемой…
К вечеру того же дня Лу Чэнькан заметил справа по ходу отряда деревушку племени каре: ее землянки были разбросаны у подножья безымянного холма. За день отряд не прошел и половину пути до деревни, где был намечен ночлег. Идти дальше не имело смысла. Двигаться вперед — значило только множить число раненых и обмороженных и увеличивать опасность потеряться в буране. В результате было решено войти в деревню племени каре и переждать метель там.
Отряд Лу Чэнькана не только впервые входил в деревню племени каре — он и приближался-то к такой деревне впервые. Среди всех племен, разбросанных по этим землям, племя каре считалось самым диким и варварским. К тому же каре никогда не общались с чужаками. Мужчины этого племени занимались скотоводством, женщины работали в поле — и все они жили в невероятной нищете. Мужчины каре наносили татуировки на губы, а женщины заплетали свои волосы чайного цвета в длинные тугие косы, свисавшие вдоль спины. Что еще — вблизи них витал характерный для всего племени резкий запах, который иноплеменники называли не иначе, как трупным зловонием и потому питали к каре особое отвращение.
