— Когда ты поехал в Бельгию, — тихо произнес Писарь, — я понял, что спалился.
Эрван подумал о спящей в соседней комнате Гаэль. Обыскал ли он квартиру? Может, он ее уже убил? Обратил ли внимание на одеяло, подушку, всю экспромтом сооруженную постель в гостиной?
— Спалился даже больше, чем думаешь, — ответил он, стремительно прикидывая варианты. — Мой отец тебя вычислил. Можешь убить меня. Что бы ни случилось, завтра для тебя все будет кончено.
— Возможно, но ты будешь мертв.
Эрван решился на провокацию:
— Мой отец по-прежнему будет жить.
— Кровь новых жертв пробудила великие силы, Эрван. Мне не надо больше ничего тебе объяснять. Выделившаяся энергия просто фантастична: ее хватит, чтобы отравить существование твоего отца до конца его дней. Покоя ему больше не будет.
Глаза привыкли к темноте: Эрван различил руку, сжимавшую девятимиллиметровый. Никаких сомнений в способности Крипо им воспользоваться у него не было.
Выиграть время.
— Как тебе удалось выдать себя за мертвого?
Крипо тихо засмеялся:
— Кому какое дело до сирот? Надзиратели, которые могли нас опознать, погибли при пожаре. Когда у меня спросили мое имя в больнице, я просто назвался именем приятеля, который поджарился у меня на глазах. Меня передали в другой приют, на французской границе. Мне никогда больше не пришлось доказывать свою личность…
— Но… почему?
— У меня уже был план. Исчезнуть, чтобы возродиться. Передвигаться в параллельном мире, оставаясь невидимым. — Он принялся тихонько напевать. — Я могу улететь на арахисовой скорлупке. Я могу исчезнуть вместе с ветром после дождя…
Эрван постарался вспомнить: куда он дел свое оружие? Не дотянуться. При малейшем движении Крипо выстрелит.
— Почему ты стал полицейским?
— Я должен был оставаться рядом с вами, с кланом Морвана. В определенном смысле вы были моей единственной семьей…
Его голос звучал словно издалека — с другого берега.
— Как ты смог столько лет скрывать правду? Твои планы? Почему…
Крипо резко сменил тон:
— Признания — это для полицейских. Исповедь — для священников. Не думаю, чтобы между тобой и мной были подобные отношения. Встретимся в другом мире, и ты поймешь.
Он увидел, как указательный палец давит на спусковой крючок. Всю жизнь Эрван клялся себе, что оставит глаза открытыми, когда этот момент придет. Но невольно закрыл их.
Глухой удар, за ним щелчок, неясные звуки, шорох ткани. Он снова открыл глаза, но увидел лишь полную темноту. Потребовалось несколько секунд, чтобы зрение вернулось. Крипо больше не было. На его месте возникло нечто призрачное, хрупкое и бледное.
Эрван вскочил и нашел выключатель. Гаэль, выпучив глаза, вся в крови — особенно вымокли ее светлые волосы, — стояла по другую сторону низкого столика.
У ее ног в последней судороге корчился Крипо. Рана в горле, точно там, где проходит сонная артерия, опустошила его тело несколькими мощными выплесками. Он лежал в огромной луже терракотового цвета.
Гаэль оказалась проворнее, чем Лютнист. Нож, выкованный из металла Всемирного торгового центра. Она ударила так же, как на ее глазах сделал Человек-гвоздь в Сент-Анн. Малышка быстро учится.
Несмотря на горячую кровь, которая разливалась между ним и сестрой, от этой мысли Эрван застучал зубами, точно от холода.
Арно Луаян родился 18 апреля тысяча 1960 года в Монсе, в Бельгии. Его мать Леони Штуцман, на тот момент двадцати шести лет, занимавшаяся от случая к случаю проституцией на французской границе в районе Мобежа, бросила ребенка, чтобы вернуться к своим делам. Его отец Жерар Луаян, двадцати восьми лет, парикмахер, сутенер и управляющий баром около Турне, решил попытать счастья в Заире. Замысел был такой: открыть заведение со стриптизом в городе колонистов, где не так много развлечений. Специфика заведения: белые девочки. Луаян прибыл в Лонтано в 1965-м. Через полгода после приезда он подхватил малярию и умер. Арно остался один, в окружении больных танцовщиц, снедаемых лихорадкой и измученных жарой. Он видел, как одна за другой они умирали или уезжали, сам же ходил в школу для черных. В семь лет над ним надругались подобравшие его фламандские миссионеры. За давностью лет прямых доказательств не было, но Эрван, который неделями копался в прошлом своего несчастного помощника, добыл многочисленные свидетельства. В тот период Арно был рахитичным, анемичным, больным ребенком. Он плохо говорил по-французски, кое-как лопотал по-фламандски, мог объясниться на лингала.
