«А может, вы все-таки должны опробовать его первым?» — спросил я у парня, который выглядел как работник аттракциона.
«Нет. Нет, — скромно ответил он, — мы не хотим испортить ваши фото».
Эта штуковина — канатка — оказалась намного выше и страшнее, чем я ожидал, но делать было нечего. Размахивая парой пластиковых британских флажков, я кинулся с вышки с приличной скоростью и тут же обнаружил, что я вращаюсь и не вижу, куда меня несет. Я пролетел над группками людей в парке и застрял, немного не долетев до места назначения, метрах в десяти над землей. Когда публика сообразила, что это не запланированный трюк, подо мной стала собираться толпа. Я старался отвлечь их духоподъемными замечаниями о том, как здорово наша команда выступит против Франции и Австралии. Им же все больше нравилось мое положение, а как меня спустить — это было непонятно. Лямки начинали давить, особенно в паху.
«У кого-нибудь есть лестница?» — спросил я.
Лестницы ни у кого не было. Через какое-то время я заметил своего телохранителя — офицера персональной охраны из специального отдела, приятного парня по имени Карл. Его перевели ко мне, а обычно он охранял Тони Блэра, и мне казалось, что он должен выручать меня из щекотливых ситуаций.
«Карл, ты можешь что-нибудь сделать?» — спросил я.
Он медленно засунул руку во внутренний карман пиджака, достал свой мобильный телефон, тщательно навел на меня и сфотографировал мою болтающуюся фигуру…
…Что тут скажешь? Могу сказать только одно — нет худа без добра: по крайней мере, мы сделали рекламу этой канатке.
Но на самом деле ничто не могло реально улучшить ситуацию, пока не появятся завоеванные британцами золотые медали, а их мучительно долго не было. Великий велосипедист Марк Кавендиш не выиграл первую гонку в субботу, хотя все убеждали нас, что это был верняк. Затем мы чуть хуже, чем ожидали, выступили в бассейне, и хотя Бекки Олдингтон плыла героически, она не взяла золота, как в Пекине.
Мы значительно отставали от Франции и Австралии в медальном зачете. Мы прохлаждались где-то на десятом или двенадцатом месте — и президент Франции Франсуа Олланд поспешил съязвить про то, как благородно Британия расстилает красную дорожку победителей перед французскими спортсменами.
И вдруг в середине первой недели, примерно в тот момент, когда велосипедист Брэдли Уиггинс выиграл золото в отборочном заезде на время, почувствовалась перемена в общем настрое — некое шевеление в ноосфере.
Все повелись на спорте, даже те, кто до сих пор не имел к нему большого интереса. А те, кому повезло попасть на один из объектов, где проходили соревнования, говорили, что это лучшие моменты в их жизни. Себ Коэ, Пол Дейтон и другие члены Комитета по организации Игр заслуживают благодарности за все, что они сделали, но главное, что отличало лондонские Игры от пекинских, было отношение к зрителю и ощущения простого человека на трибунах.
Делалось все возможное, чтобы зрителя захватить, психологически зарядить, завести. Когда ты попадал в Олимпийский парк и на другие объекты, тебя радостно приветствовали волонтеры в розовом и красном, некоторые из них махали гигантскими розовыми ладонями. Некоторые скандировали бодрые речевки, могли даже спеть веселую песенку собственного сочинения. Когда ты добирался до своего места, ты не просто сидел. Тебя вовлекали в общий настрой происходящего энергичные аниматоры. Соревнования сопровождала ритмичная музыка — под стать виду спорта, — а паузы заполнялись «мексиканской волной», которую зачастую начинала молодая спортивная королевская пара — Кейт и Уилл, которые казались просто вездесущими. Они заставляли публику хлопать в такт музыке «We Will Rock You» группы Queen, и вся толпа шлепала себя по коленям, а затем вздымала руки как ацтеки-солнцепоклонники.
После этого ты уже расслабился и разогрелся, а если нет — тебе предлагали изобразить игру на бонго-барабанах с трансляцией через специальную бонго-камеру или просили встать и станцевать перед многотысячной толпой или даже перед глобальной аудиторией, а иногда поцеловать своего соседа или соседку, знакомых или незнакомых, перед объективом поцелуй-камеры.
