— Вот только подданных, ваше императорское величество, у вас здесь почти нет! — губернатор усмехнулся.
Бескрайняя тайга, горы, ледяные пустыни — вот новые земли, на которых изредка можно встретить индейские стойбища и очень часто голодных и сильных, а оттого вдвое свирепых медведей-гризли.
Работа предстояла тяжелая, адская! Не просто заселить пустоши, но и сделать их пригодными для жилья, и не на один год, а на целые столетия.
— Это будет самый лучший памятник! Великое время и свершений требует великих!
Шелихов снова посмотрел на императорское послание, взял его в руки и, почтительно поцеловав подпись, бережно положил гербовую бумагу в серебряный ларец.
Трафальгар
Вице-адмирал Фредерико Гравина в прожженном мундире, потерявшем много золотой мишуры, молча стоял на палубе, с тоской взирая на остатки следующей за флагманом эскадры.
Поход в Ла-Манш не состоялся, слишком великими оказались потери, а оставшиеся в строю корабли получили более чем серьезные повреждения.
За флагманом тянулся с десяток линкоров, ровно половина из тех, что ранним утром вышли из Кадиса, — остальные британцы либо пожгли, либо потопили. Правда, два корабля англичане увели, и потому Гравина напряженно вглядывался в темнеющее небо, гадая, удалось ли русским отбить незадачливых друзей из плена.
Но где-то в глубине души испанский адмирал откровенно радовался, что его эскадра легко отделалась. Союзники по северную сторону Пиренеев пострадали куда больше, у них погибло две трети кораблей и был в бою убит адмирал Вильнев.
— «Киев», мон альмиранте! — флаг-офицер с радостной улыбкой возбужденно размахивал руками. Приближающийся корабль с убранными парусами, но с жирно коптящей трубой испанские матросы встретили с ликованием, крича во все горло:
— Руссос, руссос маринеро!
С флагмана адмирала Ушакова матросы тоже активно размахивали руками и бескозырками, офицеры взяли под козырек, а на стеньге трепыхались сигнальные флаги.
— Адмирал восхищен доблестью наших моряков!
Один из штурманов быстро разобрал сигнал, но Гравина собрал губы в подобие улыбки.
Сейчас он завидовал дьявольской прозорливости русского флотоводца. Это додуматься надо — заранее сделать так, чтобы смешать линейное сражение в какую-то свалку, заставить англичан сражаться в десятках поединков и атаковать их торпедами из-за дыма, прикрываясь от обстрела кораблями союзников!
Гравина немного коробило от такой тактики, ибо пострадавшим являлся он, но не признать ее эффективности адмирал не мог. Потеряв всего один корабль, причем мелкий, русские потопили два десятка британских, и это при том, что французы с испанцами понесли в бою с британцами точно такие же потери, но в совершенно обратной пропорции.
Можно было сказать, что сражение на море закончилось с ничейным результатом. Противники разменяли корабли один к одному. Но так как союзники имели двойное превосходство, то английский флот полностью растаял, как кусок тростникового сахара в горячем вине.
— Русский флагман снова поднял сигнал, мон альмиранте, — вам предлагают явиться на «Киев»!
…Гравина с удивлением смотрел на палубу русского линкора. Он не видел ни малейших следов повреждений, а это вызывало удивление — либо русские умело отремонтировали корабль, либо англичане в него просто не попали. Но ведь он своими собственными глазами видел, как на «Киеве» разгорался пожар, как дымило на баке и как русский флагман дважды торпедировал вражеские линкоры. Но эти вопросы задавать испанец не стал, понимая, что ответы будут не в его пользу.
— Адмирал, вы можете вести объединенную эскадру в Кадис. Корабли нуждаются в ремонте. Русская эскадра пойдет на Гибралтар.
— Но, мон альмиранте, как же Ла-Манш?!
Гравина растерялся, ведь буквально утром Ушаков говорил совершенно иное — флот должен прорываться с боем любой ценой и идти в Канал, невзирая на полученные повреждения.
— Это было тайной, дон Фредерико, — ваши парусные корабли не нужны в Ла-Манше, там наши броненосцы и датско-шведский флот. А ваши с Вильневым эскадры могли разделить судьбу злосчастной «Непобедимой армады». Сами видите, что произошло…
