Михайла уплетает оленину охотно и не чинясь. В обители что ни день — пост. Мяса, как прибыл от дома, не едывал, отчего не отвести пустую брюшину. «На нову брюшинку — свежа мясинка», — приговаривала, бывало, покойная бабенька Евдоха. Нет уже старицы на свете — Царство ей Небесное! — некому сиротею добрым словом приласкать. Нежданная умильность оболакивает сердце Михайлы, едва не оборачиваясь слезой, и это дивит его. Чем таким попахивает оленина? Уж не на кудесных ли травах ее заваривали? Не грибы ли опойные трусили в это варево? Опаска мелькает, как мелькал еще час назад молодой задорный олешек, и тут же пропадает. Все ладом, все путем-дорогой.
Михайла обводит глазами сотрапезников. Сдирая с костья мясо, они скалят зубы и украдкой, как им кажется, постреливают зенками. Куда охотники целят — догадаться нетрудно. Вон куда! На те самые нарты, где восседает лицом к закатному солнцу юная лопинка. Уж не продолжение ли это того самого обряда? Или начинается новый обряд? Не успевает Михайла об этом подумать, как вожак — его зовут Хырс — отдает какую-то команду. Молодые лопари встают. Вожак о чем-то спрашивает их, они поочередно отвечают и ударяют кулаком в грудь. Подходит черед Михайлы. Неуверенно глядя на Хырса, он пожимает плечами. Тогда вожак переходит на жесты. Сплетенные пальцы рук, поднятые над головой, — это знак оленьих рогов. Михайла кивает: понятно. Рогаткой из двух пальцев одной руки Хырс бодает другую. Ясно дело — это поединок. Обводит рукой круг. Значит, олени — это молодые лопари. А затем опять нацеливает палец на Михайлу. Михайла супится: что он хочет? Согласен ли русский олень помериться силой с саамским?
— Я? — тычет Михайла себя в грудь, коротко окидывает взглядом круг и опять кивает.
Вожак доволен. Он показывает русскому гостю на юную деву. Ее зовут Лумь. Объяснять Михайле, что к чему, тут и вовсе не надо: дева достанется победителю. Таков закон: мертвым — навьи сны, живым — ристалища и свадьбы.
Вместе с Михайлой бойцов оказывается четыре пары. Лучше бы, конечно, стенка на стенку, гуртом-то веселее, поболе куража. Ну, да ништо. Мы и поодинке стоим на поединке!
Лопари скидывают малицы, оставшись в меховых безрукавках. Кожа у них белая, только от запястий руки черные. А сами они без малиц щуплые, хотя и жилистые.
Михайла бросает взгляд на женщин. Они собрались возле нарт, на которых свадебной царицей восседает юная дева, и расплетают невесте косицы. Коротко перекрестившись, Михайла скидывает тятину рубаху. Свои-то отнялись, а новой у ведьмы-мачехи не выпросишь. Вот и спер с повети, когда уходил на Выг.
Соперники сумрачно, а иные опасливо оглядывают Михайлу. По летам все его старше, один не иначе годов на десять. Но ростом и статью он всех опередил. Грудь широкая, плечи налитые, отовсюду катыши мышц выпирают. Вон какой взгляд метнула на него юная Лумь. То непроницаема была, глядя на солнечный диск, что наполу канул в воду, а тут вдруг зыркнула черными глазенками, руку от шеи оторвала — едва окутку свою не обронила.
Хырс подает знак. Соперники сближаются. Противника надо подмять под себя — таково условие. Ни кусаться, ни царапаться нельзя, — показывает жестами вожак. Предупреждение явно предназначается гостю. Михайла на это укоризненно хмурится — дескать, обижаешь, хозяин!
Схватки пар идут одновременно. Первого соперника Михайла одолевает играючи. Он отрывает лопаря от земли, осторожно, точно дитятю, переворачивает и аккуратно кладет на землю. Тот, едва не плача, торопливо уходит за ближние кусты.
Пока остальные бойцы меряются силами, пока они пыхтят, сопят да кряхтят, Михайла, сидя на нартах, следит за их повадками. Саамы ловки, увертливы, однако сил у них, похоже, немного. Заарканить рогача да завалить важенку — вот их предел. А он, Михайла, было дело, быка-двухлетка валил наземь. Нет, заключает Михайла, тут, пожалуй, нет ему равных, и все свое внимание переводит на юную деву, что восседает по другую сторону костра. Ярое пламя, пыхая, высвечивает ее черты. Маленький нос, яркие спелые губы, черные глаза. Взгляд девы устремлен на истаивающую кромку солнца, но ее глаза, ровно угольки костра, нет-нет да постреливают весело и на Михайлу.
