Собравшиеся в раме вокруг гроба не понимают и не стремятся понять заупокойное богослужение. Для большинства из них достаточно ритуала. Он должен быть совершен правильно, без особых сокращений, и тогда все в порядке. Это все равно, что отправить душу усопшего к реке Стикс и передать навлон Харону, который перевозит душу в царство мертвых.
Сам священник с такой ситуацией давно смирился. Он отпевает множество незнакомых ему людей, и теперь достаточно случайно, не по своей воле оказавшихся в храме, когда душа уже разлучилась с телом. В лучшем случае священник скажет слова напутствия и эмоционально подержит скорбящих. В худшем — попробует провести катехизацию, невольно смешивая веру Церкви и те бытовые традиции, которые относятся «религии мертвых».
С таким отношением к смерти сталкивались многие. Является ли оно единственно возможным? Соответствует ли оно евангельскому благовестию? Если задуматься, то интуитивно сердце молившихся или даже просто присутствовавших ответит: «Нет, я ждало другого! Мои ожидания смутные, но они глубже и серьезнее чем то, что мне предложили в церковном отпевании». Сердце чувствует неполноту состоявшегося в Церкви молитвенного напутствия усопших.
Вряд ли может быть иначе, когда Церковь освящает своей молитвой тех, кому она сама была не нужна и не интересна. А для священника и отпевание, и панихида — это частная треба и, соответственно, реальный заработок наличными. Здесь не до богословия.
* * *
Но мне хотелось бы предварить четыре лекции отца Александра другими словами. Выбирая Бога, утверждая святым крещением свое желание быть с Ним, мы выбираем жизнь вечную. Освященные благодатью мы по-новому начинаем видеть свою жизнь… и свою смерть.
Отец Александр ставить перед собой радикальную задачу — заново открыть, что такое смерть, и предлагает план действий, основанный на культуре, вере, надежде и литургической традиции. И тем самым он увлекает читателя на трудный путь - быть с Богом, с воскресшим Христом. Увлекает с такой силой и такой уверенностью, что не последовать за ним невозможно.
Мне кажется, что эти четыре лекции не случайно были затеряны и забыты. Они выходят отдельным изданием после публикации всего наследия о. Александра как своего рода духовное завещание. И оно возвещается Церкви в то время, которое определил Промысле Божий.
Лекции были прочитаны по-английски, и я бы хотел особо отметить перевод Елены Дорман. В нем сохраняется особое пророческое напряжение, характерное для живой речи отца Александра.
Эта небольшая книга — пламенный призыв поставить смерть в центр нашей жизни так, как это было в первых христианских общинах. И речь идет не о благочестивой реконструкции, а о перемене ума: «Для христианина раннего периода смерть находилась в центре всей его жизни, так же как она находилась в центре жизни Церкви, но это была смерть Христа, а не человека». Евангельское благовестие передает нам пасхальную тайну — нет никакого разделения между жизнью и смертью. Смерть уже не властвует над теми, кто живет во Христе.
Сергей Чапнин,
ответственный редактор «Журнала Московской Патриархии»
Каждый год в Свято-Владимирской семинарии проходит летняя школа — семинар, посвященный какой-то одной теме. В 1979 году такой семинар вел отец Александр Шмеман, темой его была «Литургия смерти и современная культура». Вот что он сам записал в своем дневнике: «Четверг, 28 июня 1979. Всю неделю — семинар о смерти, погребении и т. д. Читаешь лекции (с вдохновением, от души, убежденно), слушаешь, обсуждаешь — и все сильнее внутренний вопрос: ну, а ты сам? А твоя смерть? Как обстоят с нею дела?»
Этот вопрос волновал отца Александра, о смерти он много писал в «Дневниках», читал курс на эту тему в семинарии. Уместно будет привести здесь цитаты из «Дневников», имеющие прямое отношение к курсу и к размышлениям о смерти и погребении.
«Понедельник, 9 сентября 1974. Вчера начал работать над своим новым курсом: Liturgy of Death (Литургия смерти (англ.)). И снова поражаюсь: как никто этим не занимался, никто не заметил чудовищного перерождения религии воскресения в похоронное самоуслаждение (с оттенком зловещего мазохизма; все эти “плачу и рыдаю...”). Роковое значение Византии на пути Православия!»
