Поплавский пишет и прозу. Напечатанные им отрывки из романа и статьи тоже не могут вызвать спокойного и уверенного, безоговорочного одобрения. Но в этих прозаических опытах его личность отразилась все же полнее и резче. В стихах он очень своеобразен, кто спорит, но дальше намеков еще не идет, и нет в его книге ни одной строфы, которую хотелось бы запомнить, которая вошла бы в сознание сама собой и в нем навсегда осталась. Чрезмерное требование, может быть. «Кому много дано, с того много спросится».
Поплавский — типичное дитя эмиграции, и притом из лучших ее детей, человек, будто потерявшийся между небом и землей, пытающийся все по-своему пересмотреть, все наново узнать, ищущий «смысла жизни» и не боящийся некоторой старомодности таких поисков… К общим чертам поколения прибавляются черты личные, безответственность, многословие, неразборчивость, незнание на чем остановиться, какой сделать выбор и… исключительная, «Божьей милостью» талантливость. Из всего этого может кое-что получиться, огорчаться еще рано. Подождем. Верится, — ожидание не будет напрасно.
< «ПОСЛЕДНИЙ ИЗ УДЭГЕ» А. ФАДЕЕВА >
А. Фадеев – автор «Разгрома». Роман этот, в противоположность большинству книг, удостоенных особо лестным вниманием советской критики, еще не забыт, – и его до сих пор не только цитируют и комментируют теоретики «пролетлитературы», но и читают люди, которым ни до каких теорий дела нет.
Как известно, советская словесность разделяется сейчас на два разряда: пролетарский и попутнический. К попутчикам относятся те, которые наполовину являются «детьми Октября», которые еще позволяют себе о чем-то самостоятельно думать и даже иногда сомневаться, ограничиваясь только общим, принципиальным сочувствием революции… Пролетарские писатели, наоборот, связаны с революцией органически и своих мнений и мыслей не имеют: за них думает ЦК партии. Разумеется, в советской России разница между теми и другими «работниками пера» определяется иначе. Но отсюда, с птичьего полета, она представляется именно такой, — а главнейшей отличительной чертой попутчиков является то, что они гораздо талантливее, интереснее и живее своих собратьев. В сущности, все живущие и печатающиеся сейчас в России писатели, которые звания писателя достойны, — попутчики: Леонов, Пильняк, Бабель, Всеволод Иванов, Федин, Зощенко, Олеша, Катаев – все они руководящей московской критикой превозносятся или преследуются в зависимости от того, насколько усвоено ими «мировоззрение победившего класса». Но как в каком-то щедринском рассказе некий строгий педагог ставил двенадцать баллов только Господу Богу, одиннадцать себе, а лучшему ученику в классе — десять, так и советские критики вполне довольны писаниями попутчиков не бывают никогда. Отметка «отлично» зарезервирована ими для пролетарских беллетристов. Беда только в том, что эти беллетристы ничего отличного или хотя бы просто сносного не пишут.
Фадеев — одно из редчайших среди них исключений. Мне кажется даже, что это единственный действительно даровитый у них человек. Он может выступать на десяти съездах в неделю с какими угодно речами по каким угодно готовым, данным свыше, схемам, но только он садится за роман или рассказ, в нем пробуждается художник – честный и зоркий. Не так давно я писал о Либединском и его теории «живого человека». Фадеев примыкает к группе Либединского и разделяет его взгляды, но то, что Либединский осуществить не всегда в силах, — то Фадееву удается. Нельзя было в свое время не заметить «Разгрома» и не выделить его из всей официально одобренной российской литпродукции. Пусть в романе этом была тенденция, пусть те, кому такое занятие нравится, могли выискивать в нем «вспышки классового самосознания», «волю пролетариата к победе» и прочее, — но роман увлекателен и для людей с еще свободным рассудком. Была в романе настоящая жизнь, и как жизнь допускает всегда и везде различные «точки зрения», так и то, что рассказал в «Разгроме» Фадеев можно истолковать по-разному. Именно в этом и сказывается его превосходство над Либединским: у того – олеография, одна плоскость, один смысл, и кому душевные разлады партийных Гамлетов не особенно интересны, тому и не нужен Либединский. Фадеев же интересен всякому, кого интересует жизнь. В его умной и ясной книге было заключено свидетельство об эпохе и о людях данной эпохи.
