Размышления эти не бог весть какие глубокие, но в русской литературе, кажется, не встретишь и таких. Насколько виною тому была цензура и насколько, так сказать, родовая легковесность литературных радикалов? Все мы в юности сладостно содрогались от того образа России, который неистовый Виссарион обрисовал в знаменитом письме Гоголю: «Она представляет собой ужасное зрелище страны, где люди торгуют людьми, не имея на это и того оправдания, каким лукаво пользуются американские плантаторы, утверждая, что негр не человек… Самые живые, современные национальные вопросы в России теперь: уничтожение крепостного права, отменение телесного наказания, введение по возможности строгого выполнения хотя тех законов, которые уж есть».
Перед столь благородным и пламенным призывом разрушить этот постыдный Карфаген прямо-таки неловко задаваться мелочным вопросом – что из этого получится. Кому захочется прослыть ретроградом в глазах всего рукопожатного общества. И Гоголь так и не решился отправить Белинскому свой ответ, впоследствии реконструированный из клочков: «Что для крестьян выгоднее, правление одного помещика, уже довольно образованного, который воспитался и в университете и который всё же, стало быть, уже многое должен чувствовать, или быть под управлением многих чиновников, менее образованных, корыстолюбивых и заботящихся о том только, чтобы нажиться? Да и много есть таких предметов, о которых следует каждому из нас подумать заблаговременно, прежде нежели с пылкостью невоздержного рыцаря и юноши толковать об освобождении, чтобы это освобождение не было хуже рабства».
Может быть, и даже скорее всего, предвидеть последствия столь грандиозного исторического поворота было и невозможно, но ведь литературные вожди сделать это ДАЖЕ НЕ ПЫТАЛИСЬ.
Какая всё-таки безответственность! Хотя можно выразиться и мягче – нерасчётливость. Но может ли быть расчётливым благородство?.. А вот литература – не есть ли безответственность её достоинство? Не в том ли и заключается её миссия, чтобы не позволить расчётливости полностью подмять нашу душу, чего так жёстко и жестоко требует реальность?
Санкт-Петербург
В краю лесов, полей пшеницы...
В краю лесов, полей пшеницы...Выпуск 7 (26)
Спецпроекты ЛГ / Словесник / Лирическая перемена
Теги: поэзия
Евгения Марчук – преподаватель черчения и изобразительного искусства в кубанской станице Варениковской Краснодарского края. Учитель более чем с 40-летним педагогическим стажем. Одну из песен на её стихи – «Буркуны» – исполняет Государственный академический Кубанский казачий хор.
* * *
В краю лесов, полей пшеницы –
Краса земли, куда ни глянь,
Живёт, цветёт моя станица
На берегу реки Кубань.
Иду по улице знакомой
С густой ореховой листвой
И счастлив я, что здесь мой домик –
Родительский мой дом родной.
Встречает старая калитка.
За ней – тропинка, дальше – сад…
Здесь каждой маленькой улитке
И одуванчику я рад.
Как всё мне дорого! Знакомо!
К чему рукой ни прикоснусь.
И даже в сотнях вёрст от дома
Сюда я в мыслях возвращусь.
Я знаю, ждут меня родные,
Улыбкой встречу озарят.
И расстояния большие
В одно мгновенье улетят.
И сердце вновь завеселится,
Взволнует пламенную кровь,
Я возвратился! Я – в станице!
Я – дома, где царит любовь!
* * *
Жил щенок в своём дворе родном.
Преданно собачью службу нёс.
Верно охранял хозяйский дом,
Но не вырос из него огромный пёс.
Видно, в этом вся его беда,
Что живёт один теперь в лесу.
Бросили его здесь навсегда…
А зима и холод на носу.
Рад бы возвратиться он домой,
Но никак не может убежать:
По ночам, дрожа, под волчий вой
Должен «нажитое» охранять.
Кучами лежит оно вокруг.
Вывез в лес хозяин всякий хлам.
Знаем мы: собака людям – друг.
Только как же ей поверить нам?!
* * *
Я вернулась только что из леса.
Шорох листьев всё ещё со мною
И тумана синяя завеса,
Что закрыла горы пеленою.
У дороги, отражая небо,
Мокрыми глазами смотрят лужи…
Озимь, обещая много хлеба,
Стала чуть светлей от первой стужи.
Средь кустов теряется тропинка,
Высохла трава у придорожья.
С паутинок жемчуга-росинки
Падают на землю осторожно.
