У Салтыкова-Щедрина было выразительное словцо – выморочный. Им в гражданском праве называют имущество умершего без наследников. Щедрин назвал этим словом вконец изолгавшегося, погрязшего в пустословии и пустомыслии Иудушку. Иудушку накануне смерти, Иудушку, уже прошедшего полный цикл разложения личности. Сегодняшняя экономика и даже шире – вся жизнь – именно такая, выморочная. Или виртуальная, что во многом одно и то же. Не привязанная к действительности и не имеющая перспектив.
Реальное хозяйство: строительство домов и дорог, изготовление машин, выращивание хлеба и картошки – всё это сегодня видится производным, а может быть, просто смутной тенью главной экономики – виртуальной. Главная же экономика – это банки, ценные бумаги, фондовая биржа, рейтинговые агентства. В этих фантомах нет ничего реального, онтологического, но именно они сегодня в центре жизни, они правят миром. К ним велено относиться с религиозным почтением, в кризис кидаются первым делом спасать банки. Сомнение в высочайшей ценности этой выморочной виртуальной экономики – это сомнение в святыне, гораздо хуже богохульства. Денежный фетишизм, о котором говорил когда-то Маркс, ныне доведён до последней черты: реальная экономика на наших глазах становится убогой Золушкой или даже докучным придатком виртуальной системы. Кажется, вот-вот отпадёт этот докучный придаток, и мы будем, как птички небесные, чирикать в виртуале, а питаться рейтингами, деривативами, ну, может, какую новую ценную бумагу выдумают и подадут на закуску. В общем, вместо обеда будем играть на Форексе.
В результате хозяйство как жизненная реальность деградирует, а энергия человеческого труда и изобретательности вкладывается в денежную сферу, в виртуал, в пшик. Теперешние «центровые» работают не в промышленности, не в сельском хозяйстве, не в науке – они трудятся в банках, финансовых институтах, в консалтинге, в инвестиционных корпорациях и рейтинговых агентствах. В нашей стране, как в зоне мирового гротеска, это особенно заметно, но придумали это не мы, а наши западные учителя. Даже не то что придумали, а просто таков естественный результат развития капитализма – денежной, ростовщической цивилизации. Той, где хозяйство ведётся на заёмные деньги и не для удовлетворения нормальных, не зашкаливающих потребностей, а для извлечения прибыли.
Виртуальная экономика высасывает живые соки из народов, из хозяйства, оставляя там, где проходит, разруху и пустыню. Когда в 2005 году в Москве неожиданно вырубилось в некоторых районах электричество, это было совершенной неожиданностью, что есть какие-то трансформаторы, а у них есть какая-то дурацкая обмотка, которая без пригляда приходит в негодность. Такой себе досадный придаток к денежным потокам и биржевым котировкам.
Это только у нас такое безобразие? Да нет, везде. В тех самых приличных странах, которым мы так натужно по-прежнему пытаемся подражать, реальность понемногу приходит в упадок. Вот уже и сам Обама говорит о том, что многие дороги (!) в Америке (!) находятся в крайне неудовлетворительном (!) состоянии (!). И это тоже следствие виртуализации экономики.
На выставке в Гонконге британский специалист по фарфору поведал мне со сдержанной по-английски грустью: последняя фабрика знаменитого английского фарфора закрылась в 2008 году. «Фарфор ушёл домой», – пошутил англичанин (China – «Китай» – по-английски и значит «фарфор»). Британцы занимаются нынче биржей, деньгами, бумагами, рейтингами. Но тут маленькая подробность. У наших западных учителей есть китайцы, пока ещё готовые доставлять им предметы реальной действительности в обмен на виртуальные ценности. Но нам-то эта везуха не светит! Мы как раз меняем реальное на виртуал.
Что нам нужно? Прежде всего хотя бы понять, чего твёрдо не нужно. А это просто: нам не нужна виртуальная экономика, а нужно народное хозяйство.
Для народного хозяйства не нужна и вредна фондовая биржа: в то, что она отражает какую-то хозяйственную реальность, не верят нынче даже доценты экономикса. Известный (некоторые говорят: великий) экономист Джон Кейнс когда-то иронизировал: покупка–продажа акций на фондовой бирже похожа на то, как если бы фермер, увидев облака на небе, решил: «А не выйти ли мне из бизнеса до вечера, а там видно будет».