Власть советская чудит ещё пуще соловецкой. ЦИК и Совнарком ликвидировали НЭП досрочно, до 11 октября 1931 года. А сухой закон (1917–1923) отчего-то совместили с первой пятилеткой. Почему вместо завтра сегодня вчера? Хотя после хлебобулочного сладострастия такой вопрос по меньшей мере наивен…
Разговор о времени не задался. О себе автор говорит много удачнее.
Не так давно И. Булкина заметила, что Прилепин войдёт в учебники по литературному пиару. Не сомневаюсь, что «Обители» будет посвящён отдельный параграф: нечасто встретишь подобную заявку о прижизненной канонизации. Текст переполнен аллюзиями на классику: французский диалог в начале романа – недвусмысленный Толстой, расстрелы под звук колокольчика – Джон Донн, помноженный на Хемингуэя, хроническое резонёрство арестантов – откровенный Солженицын. Что ж, незаконный внук Толстого – ремесло почтенное, под стать сыну лейтенанта Шмидта. А критика наша – дама услужливая, ей не надо лишний раз объяснять, по ком звонит колокол в Марфинской шарашке. Родословную Прилепина возвели прямиком к Гомеру. Жаль, Мильтона забыли помянуть, – был бы полный комплект.
Также прискорбно, что нерасшифрованным осталось имя главного героя – Артём Горяинов. И напрасно: ведь явная отсылка к Александру Петровичу Горянчикову из «Мёртвого дома», лишняя звезда на авторский погон. Дарю находку всем желающим. Наверняка пригодится очередному медоточивому рецензенту.
ПРИГОВОРЁННЫЕ К СОАВТОРСТВУ
В какой-то момент текст «Обители» начинает выглядеть подозрительно знакомым:
«Они должность дают по фамилии. Не понял? Ну, смотри. Счетовод – естественно, Серебренников… Зоологическая станция – Зверобоев».
Где-то всё это уже читано… где? Ах да, у Солженицына:
«И если уж 7-я рота артистическая, то ротный у неё – Кунст. Если Берри-Ягода – то начальник ягодосушилки» («Архипелаг ГУЛАГ»).
Дежавю крепнет от эпизода к эпизоду: ба-а, знакомые всё лица! Эра высоких технологий упростила процесс компиляции до двух щелчков мышью: copy – paste. Обе эти опции Прилепин освоил в совершенстве. Как говорится, найдите пять отличий.
«Десятник взамен работы придумал мужичку другое занятие. Встав на пенёк, мужичок начал выкрикивать:
– Я филон! Я филон! Я паразит советской власти!»
«Заключённый, проработав часов 10 и вымотав все силы, заявляет десятнику и чекисту-надзирателю, что он не в состоянии выполнить урока… Остаток урока такого заключённого переносится на всех работающих, а виновник ставится на высокий пень и обязывается кричать «я филон! я филон! я паразит советской власти!» (Н. Киселёв-Громов. «Лагери смерти в С.С.С.Р.»).
«Вдоль стен, избегая света фонарей, Артём побежал к дровяным складам... Полез между поленниц, сдерживая сип, рвущийся из глотки. Дрова были длинные – для монастырских печей, расцарапал щёку, нахватал заноз полные ладони, забрался как можно дальше и стих там, видя одну звезду над головой. Несколько раз где-то за кремлёвскими стенами стреляли».
«Выйдя на двор, я решил не возвращаться к родителям, пошёл на дровяной двор и запихнулся между поленницами. Дрова были длинные – для монастырских печей. Я сидел там, пока не повалила толпа на работу, и тогда вылез, никого не удивив. Что я натерпелся там, слыша выстрелы расстрелов и глядя на звёзды неба!» (Д. Лихачёв. «Воспоминания»).
«– Выше бороду, поп, скоро Бога увидишь, – напутствовал Ногтев батюшку Зиновия, отправляемого на общие работы» .
«Ногтев… видимо, доволен быстрым выполнением команды и находит нужным пошутить.
– Эй, опиум, – кричит он седобородому священнику московской дворцовой церкви, – подай бороду вперёд, глаза – в небеса, Бога увидишь!» (Б. Ширяев. «Неугасимая лампада»).
Впору остановиться, ибо комментировать подобным образом можно добрых две трети романа. Злая доля у соловецких каторжан: и при жизни срок отмотали, и посмертно угодили на прилепинские принудработы. Однако хорошая мина при плохой игре у З.П. уже наготове: «Когда пишешь такой текст на такую болезненную тему, грешно какие-то вещи выдумать, как-то фантазировать» . Захар – вихер довольно нотный: всей соловецкой хевре вытажно малы пистона запустил и не припух на плинте. Это тебе не трефелки шопать. Могерам! (Краткий курс «блатной музыки»
