За такие, поистине «кровоточащие слова» Берггольц и любили.
И их же ей не прощали как чиновники, так и некоторые коллеги, писавшие, что она, «как и некоторые другие поэты (не Александр Твардовский ли с его «жестокой памятью» о павших? – А.Т.), заставила звучать в стихах исключительно тему страдания».
А Берггольц «упрямилась»:
…И даже тем, кто всё хотел бы сгладить
в зеркальной, робкой памяти людей,
не дам забыть, как падал ленинградец
на жёлтый снег пустынных площадей.
(«Стихи о себе»)
Не за это ли её, душу и музу города-страдальца, пытались приобщить к памятному расстрельному «ленинградскому делу», изъяли сборник радиовыступлений Берггольц «Говорит Ленинград» из библиотек, сослав его в пресловутый «спецхран»? «Нет, Ольга, ты не наш человек», – услыхала она от приятеля. «Тупорылыми» словами громили её наравне с уничтоженным Музеем обороны и блокады, обрекая на «проклятую немоту»…
Всего же страшнее было для Берггольц совершавшееся в стране попрание «бессмертной нашей мечты» – о подлинном социализме, о справделивости, мечты, уже, как легендарный Китеж, как писала она, остававшейся только в глубине души: «Липа, показуха, ложь – всё это привело Коммуну к теперешнему её состоянию».
Что мне делать, скажи, если сердце моё
обвивает, глубоко впиваясь, колючка,
и дозорная вышка над нею встаёт,
и о штык часового терзаются низкие тучи? –
писала «Берггольц в «Письмах с дороги», когда жизнь «горчайшие в мире волгодонские воды из пригоршни полной испить дала» и побудила воззвать к другу – и к читателю:
Я хочу, чтоб хоть миг постоял ты со мной
у ночного костра – он огромный,
трескучий и жаркий,
где строители греются тесной гурьбой
и в огонь неподвижные смотрят овчарки.
Красноречивая картина с «великой стройки коммунизма»…
Даже в последующие «оттепельные», «либеральные» времена писательница испытывала цензурные вмешательства («Точь-в-точь как лязг тюремного ключа там», – обронила она после возвращения о т т у д а в 1939-м), ощущая по-прежнему направленный на неё «глазок» – «бдительное око пролетариата», как едко и горестно сказано в давнем дневнике:
Рассыпали набор – всей книжки,
всей моей…
О, Господи, к Тебе в тоске взываю…
Разобрали набор…
(«Рассыпали набор…», 1959)
И понадобилась совсем иная эпоха, чтобы наконец появилась книга, где всё «рассыпанное» бережно собрано и дополнено набросками, дневниковыми записями, письмами, воспоминаниями друзей и современников.
Как радостно, что она встретила у читателей самый горячий приём! Сбылось сказанное в ранних стихах Ольги Берггольц:
Звезда умрёт – сиянье мчится
сквозь бездны душ, и лет, и тьмы, –
и скажет тот, кто вновь родится:
«Её впервые видим мы».
(«О, если б ясную, как пламя…»)
Андрей ТУРКОВ
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 3 чел. 12345
Комментарии:
Живые и мёртвые
Узнать солдата
ПОИСК
От нашего давнего коллеги, корифея поиска из Великого Новгорода, в апреле 2007 г. поступило следующее письмо:
«...Долгие годы мне не даёт покоя лицо этого парня, с того далёкого 1991-го, когда Корепин принёс мне портмоне найденного в Мясном Бору солдата. Это фото мне удалось извлечь из удостоверения личности. По тем временам, сам знаешь, не было технических возможностей получить сносного качества копию. Хоть я и бывший профессиональный фотограф, фоторепродукцию нормального качества сделать не удавалось. В качестве спасительной ниточки тогда использовал наших художников из числа городских профессионалов. Конечно, некоего сходства им удалось добиться, но не более…
Размер-то оригинала был 2 х 3 см, да и различима была только половина лица. Этот рисунок я публиковал, где только мог, рассылал во все концы. Но никаких опознавательных вестей так и не получил. Сейчас вот сделал скан, качество для опознания вроде удовлетворительное.
С уважением,
Сергей Котилевский».
Всмотритесь в фотографию. Может быть, кто-то узнает своего родственника, погибшего или пропавшего без вести в июне 1942 г. в тогдашней Ленинградской, а ныне Новгородской области, в бывшей Долине Смерти, западнее деревушки Мясной Бор. Солдат воевал в одной из армий Волховского фронта – либо во 2-й Ударной, либо в 52-й, либо в 59-й. Вполне возможно, что последнее письмо от него датировано апрелем–маем 1942 г. Если это так, то он из 2-й Ударной армии, находившейся с 31 мая в окружении. Если же письмо написано им в июне 1942 г., то вполне вероятно, что он один из тех, кто из котла в составе соединений 52-й и 59-й армий пытался пробиться навстречу окружённым соединениям 2-й Ударной армии.
