Он встал, прихрамывая, и, опустив голову, угрюмо уставился на огромные башмаки дяди.
– Скажи, Том, – начал дядя, – достойно ли тебя, сына Гаральда Беринга, тайком проникать в этот не знавший никогда скандалов кабинет с целью кражи? Подумал ли ты о своём поступке?
– Я думал, – сказал Том. – Мне, дядя, нужен был пистолет. Я не хочу сдаваться без боя. Ваш гнев, который приедет с отцом, возьмёт меня только мёртвым. Живой я не поддамся ему.
Дядя Карл помолчал, издал звук, похожий на сдавленное мычание, и стал к окну, где начал набивать трубку. Когда он кончил это занятие и повернулся, его лицо чем-то напоминало выражение лица Мунка.
– Я тебя запру здесь и оставлю без завтрака, – сказал дядя Карл, спокойно останавливаясь в дверях кабинета. – Оставайся и слушай, как щёлкнет ключ, когда я закрою дверь. Так же щёлкают зубы гнева. Не смей ничего трогать.
С тем он вышел и, два раза щёлкнув ключом, вынул его и положил в карман.
Тотчас Том прильнул глазами к замочной скважине. Увидев, что дядя скрылся за поворотом, Том открыл окно, вылез на крышу постройки и спрыгнул с неё на цветник, подмяв куст цинний. Им двигало холодное отчаяние погибшего существа. Он хотел пойти в лес, вырыть землянку и жить там, питаясь ягодами и цветами, пока не удастся отыскать клад с золотом и оружием.
Так размышляя, Том скользил около ограды и увидел сквозь решётку автомобиль, несущийся по шоссе к дому дяди Карла. В экипаже рядом с пожилым черноусым человеком сидела белокурая молодая женщина. За этим автомобилем мчался второй автомобиль, нагруженный ящиками и чемоданами.
Едва Том рассмотрел всё это, как автомобили завернули к подъезду, и шум езды прекратился.
Смутное воспоминание о большой руке, в которой пряталось всё его лицо, заставило мальчика остановиться, а затем стремглав мчаться домой. «Неужели это мой отец?» – думал он, пробегая напрямик по клумбам, забыв о бегстве из кабинета, с жаждой утешения и пощады.
С заднего входа Том пробрался через все комнаты в переднюю, и сомнения его исчезли. Корнелия, Карл, Мунк, горничная и мужская прислуга – все были здесь, все суетились вокруг высокого человека с чёрными усами и его спутницы.
– Да, я выехал днём раньше, – говорил Беринг, – чтобы скорее увидеть мальчика. Но где он? Не вижу его.
– Я приведу его, – сказал Карл.
– Я пришёл сам, – сказал Том, протискиваясь между Корнелией и толстой служанкой.
Беринг прищурился, коротко вздохнул и, подняв сына, поцеловал его в расцарапанную щёку.
Дядя Карл вытаращил глаза.
– Но ведь ты был наказан! Был заперт!
– Сегодня он амнистирован, – заявил Беринг, подведя мальчика к молодой женщине.
«Не это ли его гнев? – подумал Том. – Едва ли. Не похоже».
– Она будет твоя мать, – сказал Беринг. – Будьте матерью этому дурачку, Кэт.
– Мы будем с тобой играть, – шепнул на ухо Тома тёплый щекочущий голос.
Он ухватился за её руку и, веря отцу, посмотрел в её синие большие глаза. Все это никак не напоминало Карла и Корнелию. К тому же завтрак был обеспечен.
Его затормошили и повели умываться. Однако на сердце у Тома не было достаточного спокойствия потому, что он хорошо знал как Карла, так и Корнелию. Они всегда держали свои обещания и теперь, несомненно, вошли в сношения с гневом. Воспользовавшись тем, что горничная отправилась переменить полотенце, Том бросился к комнате, которая, как он знал, была приготовлена для его отца.
Том знал, что гнев там. Он заперт, сидит тихо и ждет, когда его выпустят.
Прильнув к замочной скважине, Том никого не увидел. На полу лежали связки ковров, меха, стояли закутанные в циновки ящики. Несколько сундуков – среди них два с откинутыми к стене крышками – непривычно изменяли вид большого помещения, обставленного с чопорной тяжеловесностью спокойной и неподвижной жизни.
Страшась своих дел, но изнемогая от желания снять давящую сердце тяжесть, Том потянул дверь и вошёл в комнату. К его облегчению, на кровати лежал настоящий револьвер. Ничего не понимая в револьверах, зная лишь по книгам, где нужно нажать, чтобы выстрелило, Том схватил браунинг, и, держа его в вытянутой руке, осмелясь, подступил к раскрытому сундуку.