Наконец прохрипел: «Как?..»
Обступившие княжеское ложе виновато отводили глаза, не зная, что ответить.
* * *
Он кричал, в кровь разбивая кулаки о стволы равнодушных деревьев.
Он плакал, сотрясаясь всем телом, отчаянно прижимаясь щекой к влажному изумрудному бархату мхов.
Он звал, срывая горло, и беспощадное эхо повторяло за ним вновь и вновь, способное навсегда оглушить непричастного, услышавшего этот безумный, исступленный зов.
«Ванда! Ванда!! Ванда!!! Не хочу! Не могу! Только не такой ценой, не такой! Зачем мне жизнь без тебя?! Зачем солнце, если в нем нет твоего тепла? Зачем снег, если в нем не блестят твои глаза? Зачем ветер, если он не пахнет тобой? Зачем? Зачем? Зачем?..»
Лес молчал. И с каждым мгновением Мечислав все больше осознавал, что ни одному живому существу в нем нет дела до гнева лапекрасташского князя, до его отчаяния. Что осины трепещут лишь от ветра, а по осени плачут кровавыми слезами просто потому, что устали от веса собственных листьев. Что стон человека, раненного судьбой, и сосны, пережившей бурю, для леса всего лишь звук, один из тысяч.
Лисы знали это лучше, чем люди. Может, потому ни одна рыжая тварь и не вышла к князю, пока он звал, кричал, рвал полуденную раскаленную тишину словами обиды и боли.
Мечислав развязал тесьмы плаща – ее плаща, осторожно свернул, положил сверху на полотно браслет, след от которого до сих пор темнел у него на ладони, и двинулся к ближайшей, заходящейся от едва различимого ветерка осине, чтобы оставить у ее корней последние подарки Ванды.
Может, князь еще не оправился от ран, а может, душевная боль притупила чувства, но он не услышал, как появилась лиса. Огненно-рыжий зверь толкнул его под руку острой мордой, заставляя крепче сжать в руке последние напоминания о любимой. Нырнул под колени, заставляя сделать шаг в сторону поляны.
Мечислав оттолкнул навязчивую тварь, положил под осину плащ, развернулся и тяжело зашагал прочь.
Витольд встретил его на крыльце. Пожалуй, впервые в жизни князь видел тревогу на всегда спокойном лице старика. Остальные старейшины толпились в зале. Никто так и не решился заговорить сразу. Мечислав вошел и двинулся мимо них, надеясь, что совет не станет сейчас заговаривать с ним ни о чем важном. Еще звучало в его ушах эхо леса, и кто-то усталый внутри нашептывал горькие вопросы: «Зачем вы оставили мне жизнь, но забрали душу? Что еще нужно вам от меня, тени лисьего леса?..»
Словно ища ответ в чистой лазури неба, Мечислав остановился у открытого окна.
Витольд махнул остальным, и старики поспешно покинули зал, а сам глава совета подошел к князю, положил сухую руку ему на плечо.
– Лисы прислали весть. Они выбрали новую Лаппэ и хотят, чтобы ты пришел на ковер из листьев.
– Я знаю! – на выдохе прохрипел князь, изо всех сил желая лишь одного – чтобы старик убрал свою сухую как пергамент руку и убрался прочь сам. Пусть хоть сегодня никто не говорит ему о проклятых тварях из леса. Воспоминание о прикосновении рыжего меха словно жгло кожу, и Мечислав, не сдержавшись, принялся остервенело скрести ногтями этот невидимый след. – Я знаю, и я никуда не пойду.
Витольд постарался скрыть удивление:
– Хорошо, что ты знаешь. Значит, земля все еще принимает тебя, князь. Ведь мне не нужно напоминать тебе, как мы виноваты перед нею. Не Лапекрасташ и его лесные боги привели волков Владислава на эту землю – наша с тобой гордыня. За нее заплатил народ и… Лаппэ. А еще я помню, что земля, а не мы с тобой, Мечко, указали врагу его собачье место.
– Не называй меня так, старик! – огрызнулся Мечислав, понимая, что Витольд прав. По его вине в каждой семье Лисьего края ныне справляют тризну. По его вине погибла Ванда. Нужно было не бросаться гневными словами, а скакать к проклятой гордячке Вие и ее отцу, уговаривать, лгать, в ногах валяться. Сколько жизней спасла бы эта ложь! Но даже знай он тогда, как все обернется, сумел бы предать Ванду ради спасения своего народа? Ради ее спасения?
А что теперь? Предавать ее память? Как он сможет войти на ее поляну, зная, что там ждет другая женщина? Какая-нибудь напуганная селяночка, которую безжалостные, лишенные сердца и сострадания рыжие твари выбрали своей вестницей? Как сможет бежать за ней, когда сердце, разум, душа велят бежать прочь? Не оглядываться. Не возвращаться…
