Лисы в экспериментальном хозяйстве были как тридцать три богатыря – все на подбор. Уже строили поблизости новую ферму – для элитных крупных лис, фабрика ожидала элитные шкурки с нетерпением, но по независящим от совхоза причинам кончилось всё тем, что лис стало нечем кормить. Забили товарных. Забили племенных. А вот экспериментальных забивать никто не решился. Не потому что чего-то боялись, нет! Но лисам давали препараты, кололи уколы, да и шкурки были с выжженными номерами – это сразу второй сорт, а то и третий. Ещё неизвестно, как поведёт себя волос при крашении – ведь лисам для усиленного роста подсыпали в пищу какие-то химические порошки, а при крашении такой «химический» волос может вылезти весь или изменить цвет.
Уже ровно сутки корма лисам не давали, его не было. Руководитель племенных хозяйств, тот, что выбрал Татьяну Михайловну ещё в Москве, слёг в больницу с инфарктом – он давно был на пенсии, но по-прежнему жил жизнью зверосовхоза и фабрик. Татьяна Михайловна пошла вместе с шестнадцатилетней дочкой Зоей навестить пушного короля в больницу и там долго с ним говорила, успокоила его плачущего, как маленькому ребёнку подтёрла слёзы и сопли, уверила, что корм для экспериментальных лис уже найден, что беспокоиться не о чем, что это временное явление и по телевизору уверяют, что всё наладится. И пушной король с лёгким, но больным сердцем уехал в Москву на серьёзную операцию. Поговаривали, что он, одутловатый, с синими губами, постоянно хватающийся за левое подреберье, договорился с руководством города (горкомом), скупил по госцене на фабрике контейнер шуб и прочих изделий (в том числе из горностая) и вывез его в Москву. По всей видимости, операция прошла успешно. И на сердце, и по реализации дефицитных шуб. Больше в городе пушной король не появлялся, бросив взращённую им пушную фею и дело её жизни на произвол судьбы.
– Если бы он умер тогда, я бы знала, сообщили, были бы похороны. Но никто ничего не говорил. Значит, слава богу, жив, – рассказывала бабушка Ляле и добавляла после паузы: – Или похоронен в Москве.
Ляля видела в краеведческом музее огромный портрет бабушкиного пушного отца (или пушного короля), да и в бабушкином альбоме были фото с конференций. Крупный, судя по лицу, очень весёлый мужчина, добродушный, похожий на толстого брата Гавс из мультиков про дядюшку Скруджа. На экскурсии в музее, останавливаясь перед портретом и стендом о работе зверосовхоза, экскурсоводы замечали, что под руководством этого зверовода зверосовхоз принёс советскому государству экспортных рублей, сопоставимых с алмазной промышленностью.
Но пушной король уехал, прихватив куш, а пушная фея понятия не имела, откуда брать хоть какой-нибудь корм. В считаные месяцы из любимой и уважаемой феи для сотрудников меховой пушнорядской индустрии Татьяна Михайловна превратилась в тщедушную седую мегеру, настойчивую и скандальную, которой непонятно что надо – ведь план по меховым изделиям выполняется и перевыполняется!
Татьяна Михайловна пошла в зверохозяйство, но начальства не было на месте – все на совещании. «Да сколько можно совещаться-то! – прохрипела Татьяна Михайловна секретарю. – Каждый день летучки, планёрки, съезды, лишь бы делом не заниматься!» «Все озверели, Татьяна Михайловна. Вот и вы… уже тявкаете, как настоящая лиса», – всхлипнула от испуга секретарь, такой разъярённой она пушную фею ещё не видела. Татьяна Михайловна еле дошла домой, рассказала дочери:
– Пятнадцать лет жила как в раю и не понимала. Последние два года дались мне потом и кровью. Я всё выбивала: корм, препараты, даже бумагу для осциллографа, даже спирт медицинский и жидкий азот! Два года, а двадцати лет мне стоили! Проблемы на пустом месте. Эксперимент почти завершён. Ещё бы годик, и были бы прекрасные шкуры! А теперь? Всё.
– Мама! Но строят тебе звероферму! – Зо пыталась хоть как-то успокоить мать.
– Строили! Да что теперь строить. Вон после лисьего забоя огромные площади простаивают, клетки ржавеют, замки без использования на морозе выйдут из строя до конца марта. Замки не нужны. Лисы не нужны. Норки нужны. Туповатые, наиглупейшие водоплавающие зверьки!
