— Надеюсь, ты можешь не только фантазировать про невидимых хищников. Не промахнись мимо вены.
— По твоему глазу я уже пристрелялась, — невозмутимо заметила Лиса, — с веной проблем не будет. Попаду.
Пожалуй, не было в этот момент на корабле человека, который бы не боялся. Они, эти бесстрашные и дикие пираты, сейчас иной раз и внешне не могли сдержать эмоций. Они боялись шести вечера. Они надеялись на препарат, но боялись. После всех рассказов и таинственных исчезновений сон казался смертью. Решение разбиться по парам капитан принял, исходя из простой логики — люди должны были присматривать друг за другом. Наступила тревожная тишина. Все понимали, что что-то должно произойти. Или придет сон и повторится страшное, или сработает препарат и никто не заснет, или перевоплощение человека в хищника будет замечено.
Лиса осталась с Маером в жилой каюте медицинского отсека. Так распорядился капитан. Молодой пират внимательно осмотрел помещение, потрогал руками, словно проверяя на мягкость, кровать и улыбнулся:
— Ляжешь здесь? Я устроюсь рядом, на полу, не бойся.
— Первая ночь на мягком… — заметила Лиса.
— Да, и вот еще что…
Маер достал наручники и протянул их перед Лисой. Девушка усмехнулась, послушно подала руки и спросила:
— Боишься?
— Так спокойнее, знаешь ли… — ответил Маер, защелкивая наручники.
Девушка села на край кровати и тоже осмотрела небольшое помещение, в котором ей предстояло провести опасное время. Обычная корабельная каюта. Из обстановки — лишь кровать, шкаф для личных вещей, рабочий стол и кресло. Лиса перевела взгляд на свои, закованные в наручники, руки. Она поймала себя на мысли что с каждой минутой и ее все больше занимает лишь одно: что будет в ближайшие часы. Как медик она верила в препарат. Но она прекрасно понимала, что все время человек не может не спать. Пободрствуют сейчас, завтра, затем наступит усталость и ни одно лекарство не избавит организм от истощения. А спать по очереди пираты, очевидно, не решатся, пока не узнают, кто скрывает в себе хищника. В голове девушке еще никак не укладывалось все то, что она узнала за последнее время. Столкнувшись с неизвестным, невидимым врагом, она с одной стороны испытывала гордость, как первооткрыватель, с другой — интерес, как исследователь. Но вместе с тем, она, как и все на корабле, боялась. Боялась страшного незваного гостя. И сейчас она уже не могла думать ни о чем другом, кроме этой угрозы. Минуты тянулись ужасающе медленно, напряжение все возрастало. Оно было почти осязаемым, и порой Лисе казалось, что оно, густое и холодное, словно туман наползает из всех щелей в корабле.
— Это лекарство должно сработать? — спросил Маер.
Лиса благодарно посмотрела на него. Как хорошо, в эту минуту хоть кто-то заговорил.
— Всегда работало, — ответила она. — Но, знаешь, в таких условиях я впервые применяю его. Я ничего не знаю о том, как будут развиваться события.
— Как оно выглядит? То, что заставляет людей исчезать? — поинтересовался Маер.
— Я знаю столько же, сколько и ты. Я уже говорила: могу только предполагать. Скорее всего, эти клетки все же в ком-то из людей. Значит, в момент нападения, оно выглядит как человек. Скорее всего. Ты боишься?
— Можно подумать, ты не боишься… — усмехнулся Маер. — Конечно, боюсь. Послушай, Лисовская…
— Не называй меня Лисовская! — зло прервала его девушка.
— Хорошо, хорошо… — согласился Маер. — А как мне тебя можно называть?
— Зачем тебе вообще меня как-то называть? В нашем положении это ни к чему.
— Ладно. Послушай… Что чувствует человек, если в нем эта штука?
Лиса устало вздохнула и ответила:
— Я еще раз говорю: я не знаю. По идее, он должен заметить отклонения. Что-то должно быть не в порядке. А что?
— Ничего… Ничего страшного… — отмахнулся Маер.
Они снова замолчали, вслушиваясь в гул двигательных установок, напряженно пытаясь вычислить посторонние шумы. Маер взглянул на настенные часы. Ровно шесть… Лиса вздрогнула, ей вдруг представилось, что именно в этот момент должно произойти что-то страшное. Она дотронулась ногой до усевшегося на полу Маера.
— Тебе хочется спать?
— Нет… — тихо ответил Маер. — А вчера, по-моему, никто не перешел эту планку. В шесть я уже вырубился у двери отсека, где ты работала.
