– Не взять ли для вас помощника или, скажем, заместителя?
Секретарь приемной комиссии перепугалась не на шутку, но отвечала по-прежнему сдержанно: до сего дня справлялась сама и впредь надеется не подвести.
– Хорошо, коли так. – Водовзводнов смотрел не на посетительницу, а на позолоченную крышку чернильницы. – А мне вот, похоже, без помощников не обойтись. Смотрю в свои записи по приему за прошлый год, и у меня цифры не сходятся.
– Игорь Анисимович! Христом богом клянусь ответственно! Хотите, здоровьем сына поклянусь? У нас – как в аптеке.
– И даже хуже, – парировал Водовзводнов. – У нас – как в хирургии. Кто-то отрезает лишнее. Может, у нас второй ректор имеется?
– Матерь божья! Что вы такое говорите?
– Прошу принести списки всех, кто зачислен в прошлом и нынешнем году по ректорской программе. Желательно в алфавитном порядке.
Валентина Матвеевна, хоть и была до крайности встревожена, тотчас поняла, что означают слова «ректорская программа». Прижав руку к сердцу, она направилась к двери, ничуть не ускорив шаг.
•
В кабинете Валентины Матвеевны Жильцовой много цветов, за которыми она ухаживает сама. За листьями плюща почти не видно стен – только часы и перекидной календарь в раме резной зелени. Чтобы немного успокоиться, Валентина Матвеевна срезала ножничками засохшие листы герани и поливала из маленькой лейки скутеллярии.
Никаких расхождений быть не может, она внимательно следила за каждым именем, была знакома с каждым абитуриентом из ректорского списка, общалась с родителями, сотни раз поднималась в кабинет ректора. Что если он сам забыл кого-то вписать в свой тайный блокнот? Вечно у него поездки, встречи, командировки, делегации. Матросов безвылазно сидит на месте, а Игорь Анисимович, дай бог ему здоровья, порхает туда-сюда. Да вот и поговаривают же, вроде собирается он уходить из института. То ли в Конституционный суд, то ли в Таможенный комитет, то ли в администрацию.
Переписывая ровным ученическим почерком фамилии привилегированных перво- и второкурсников, Валентина Матвеевна то и дело укоризненно качала золотистой головой. Через два часа она вновь была в приемной.
– Игорь Анисимович отъехал, – сообщил секретарь.
– Обещал вернуться? Велел сегодня же к нему с докладом.
– Вроде обещал. – Паша с улыбкой пожал плечами, глядя на Сашу, а не на Валентину Матвеевну.
На выходе из приемной Жильцова столкнулась с Игорем Анисимовичем. Водовзводнов входил не один, а с гостем, да не простым. Это был недавно назначенный Генеральный прокурор, который поздоровался с Валентиной Матвеевной. Ректор же, кажется, напрочь забыл о своем поручении и о дневной сцене. Кивнув, прошествовал мимо.
Проводив взглядом спины мужчин, Валентина Матвеевна подумала: «Точно уйдет. К чему тогда все эти проверки и придирки?» Она, слава богу, не девочка. Хотя какая она будет, новая-то метла? «Может, еще поплачем по Водовзводнову».
•
Но Водовзводнов не забыл. Он любил отложить разговор или решение, чтобы у подчиненного было время как следует прочувствовать напряжение и даже вообразить, что неприятности растаяли, исчезли сами собой. Пусть знают: он не из забывчивых.
Наутро после дня рождения Султана Караева секретаря приемной комиссии Валентину Жильцову снова вызвали в кабинет ректора. «Со списками», – дважды подчеркнул секретарь. Валентина Матвеевна поправила перед зеркалом, увитым плющами, и без того безупречную прическу, вздохнула и решительно двинулась по коридору.
Водовзводнов улыбался добродушно, но по-восточному. Так мог улыбаться ордынский хан, встречая данника, тверского князя. Жильцова заметила, что заповедный блокнот лежит перед ректором. Они сели рядом за длинную часть стола и принялись сверять фамилии. Время от времени Игорь Анисимович, задерживая палец на той или иной строке, вспоминал что-нибудь забавное о человеке, чей отпрыск поступил в институт. Очевидно, он хотел сгладить недружественность самого факта проверки, то есть факта недоверия.
Внезапно короткий ректорский палец застыл напротив фамилии «Караев».
– Валентина, этого гражданина в моем списке нет. Откуда он у вас?
