Тагерт едва удерживался, чтобы не начать цитировать Ульпиана. Петурин важно и одобрительно кивал, точно разделял все взгляды и чувства латиниста. Расстегнув кожаную борсетку, вынул скользкую визитку, где золотой вязью начертано было его имя, как бы уже вошедшее в предание. Сбоку блестел логотип издательства «Судебник»: слепая богиня, взвешивая на весах книги, угрожала кому-то мечом, похожим на задравшийся к небу галстук.
– Приходите без церемоний, дорогой Сергей Генрихович, скажите девушке в приемной, кто вы, и все вопросики утрясем за пять минут.
Снова разъехались створки лифта, и на Тагерта наскочили третьекурсницы Мизина и Ремнева, которые немедленно и безо всякой причины захохотали. Откуда-то из сияющей дали донесся голос Петурина: «Так я вас жду». Тагерт шагнул в лифт, слегка оглушенный одновременностью стольких событий и мыслей. В лифте пахло, как во флаконе из-под духов.
•
Прошло три дня. Стоя у окна на лестничной площадке, Сергей Генрихович покачивался с пятки на носок в глубокой задумчивости. Капало с зубчатых сосулек, снизу из припаркованной машины слышались обрывки новостей: «Виктор Черномырдин поручил своему заместителю Александру Заверюхе разобраться с “ножками Буша”. Очевидно, в конкурентной борьбе американских фермеров и российских производителей правительство без колебаний выбирает своих».
Издательство «Судебник» располагалось в свежеотремонтированном двухэтажном особнячке на Ладожской улице, который прятался посреди домов, домишек, гаражей, служб, пасшихся вокруг станции метро. Где-то далеко плескались детские голоса. Тагерт паниковал: «Почему он решил, что я смогу написать хорошую книгу? Откуда у него эта уверенность, если даже у меня ее нет? Вот возьму да насочиняю такой галиматьи, что страницы начнут в трубочку скручиваться. Как он поймет, хорошо это или плохо? Это же латынь!» Мысли неслись озорными тенями одна за другой. Издатель Петурин готов покупать котов в мешке. Выбор кота – за автором.
Попав в петуринскую приемную, Тагерт обнаружил еще одного институтского преподавателя по фамилии Агейко. Поправляя двумя пальцами поповскую прическу, Агейко пытался пригласить на свидание хорошенькую секретаршу Петурина:
– Вы, Верочка, даже вообразить себе не можете. В центре Москвы – настоящий затерянный мир. Никто о нем не проведал, а я вам по дружбе покажу.
– А вдруг я боюсь затеряться? – хихикала Верочка, стараясь отказом не подвести издательство.
– Вы же там будете не одна! – петушился Агейко.
Латинист подумал: что если Петурин предлагает издать учебные пособия всем преподавателям? Вдруг качество написанного вообще не имеет значения, и его, Тагерта, выбрали не из-за его гипотетических качеств, а вслепую?
Кабинет Петурина казался изнутри темной шкатулкой красного дерева. Окон не было видно за зарослями растений. Цветы в кадках, горшках, кашпо стояли и нависали всюду, тянули листья к письменному столу и обитому клюквенным бархатом креслу. Кресло же, в свою очередь, совершало подлокотниками какой-то непрекращающийся жест, точно всплескивало на радостях бархатными руками. В красно-зеленоватом полумраке усы и шевелюрные берега лысины Петурина продолжали мистически светиться. Внезапно в углу что-то полилось, заверещало, запело, цыкая, щелкая, частя в спертом воздухе песенным узором. Приглядевшись, Тагерт заметил в листве клетку, похожую на небольшую башню из золотых прутьев. Свист канарейки, вероятно, призван был содействовать успеху переговоров: где так гладко поется, и говориться должно как по маслу. Сергей Генрихович рассеянно слушал Петурина и на вопросы о коллегах по кафедре отвечал невпопад. Наконец, набрав в легкие красно-зеленого воздуха, Тагерт спросил:
– Юрий Сергеевич. Меня несколько дней терзает одна мысль…
Радушное лицо Петурина сделалось предупредительным.
– …Поймите меня правильно… – продолжал Тагерт. – Я верю в лучшие чувства, в интуицию и тому подобное. Но как, Юрий Сергеевич… То есть откуда вам известно, что я напишу хорошую книгу?
– Но вы же напишете, правда? – тонко улыбаясь, произнес Петурин.
– Вероятно. Однако же вы моих книг не читали, хотя бы потому, что их у меня нет.
