- Да, мадам, слово в слово.
- Но как же это могло случиться? - проговорила я. В моих глазах стоял ужас. - Кто мог его убить? Что произошло?
- Была стычка на побережье близ Сен-Мало, мадам. Из-за моря его величество король прислал нам оружие. Видно, как оружие выгружали, отряд господина был замечен синими и принял бой. Многие молодцы из нашего прихода были ранены, а потом и померли - почитай, добрый десяток.
- А ты? Ты был там?
Бретонец удивленно уставился на меня:
- Известное дело, нет. Меня оставили охранять поместье.
Я молчала, кусая губы. Все услышанное мною казалось до такой степени невероятным и неожиданным, что я никак не могла осознать известие шуана до конца. Да, в Бретани неспокойно, но для такой бойни вроде бы еще не время. И почему именно Александра постигла участь первой жертвы намечающейся войны? Мне не удавалось даже на миг представить, что он мертв.
Нет, это была какая-то нелепица. Я кожей, глубинным интуитивным чувством ощущала, что он жив, с какой стати ему умирать? Взмахнув рукой, я с вымученной улыбкой воскликнула:
- Да нет же, ты что-то путаешь!
Терновник молчал, глядя в землю.
- Тебе больше нечего прибавить? - проговорила я сдавленно. - Можешь ты хотя бы сказать, когда именно это случилось?
- Нынче воскресенье, мадам?
- Да.
- Ну, а в путь я отправился в субботу утром. Благодарение Святой Деве, меня подвезли по дороге. Стало быть, в пятницу все и случилось. Пятница - несчастливый день, и Господа Бога нашего в пятницу распяли.
Не дослушав его, я медленно пошла по направлению к замку. Словно невероятная тяжесть навалилась на меня, я и хотела идти быстрее, но ноги не повиновались мне. Поверить в услышанное я так и не смогла. Все воспринималось как-то отдаленно, опосредованно. Александр убит? Но как это может быть? Такой сильный, неукротимый, мужественный, он оставил меня вдовой, а нашего сына, которому нет и трех лет, - сиротой? Нет, если б это случилось, я бы почувствовала это задолго до известия Терновника. Смерть Александра - это был бы такой удар в сердце, что я не мучилась бы, разгадывая причины тревоги: интуиция сразу подсказала бы мне, с кем случилось непоправимое.
Мы даже не встретились, не поговорили, я не сказала ему о ребенке… Даже не написала ему ни разу. Ах, было бы слишком больно и несправедливо, если б случившееся действительно имело место. Я почти убедила себя, что шуан что-то напутал, и готова была перевести дух, но тут ужасная мысль посетила меня: а можно ли сомневаться в словах Терновника? Зачем ему было бы лгать? Зачем ради лжи преодолевать такую дорогу?
Я остановилась, чувствуя, что не могу идти. Тошнота снова прихлынула к горлу, и меня вырвало на кусты дрока. Когда спазмы стихли, я выпрямилась, пытаясь найти платок, и тут увидела приближающегося Селестэна. Он оставил коляску у ворот и спешил ко мне.
- Ваше сиятельство, вам помочь?
Я покачала головой, потом подняла на Селестэна глаза и, видимо, в них были такие боль и недоумение, что бретонец изменился в лице.
- Что сказал вам этот проходимец, мадам? Я его вздую, если что!
- Селестэн, - проговорила я, - меняй лошадей.
- Мы уезжаем?
- Да. Мы уезжаем… Как можно быстрее.
Я пыталась сдержаться, но слезы невольно брызнули у меня из глаз.
- Не может быть! - вскричала я в отчаянии, пытаясь хоть словами прогнать, развеять ужас, накатывавшийся на меня. - Он не умер! Он не умер, скажите это, Селестэн!
Он молчал, поддерживая меня за руку. Я опомнилась и попыталась справиться со слезами.
- Ступайте же, - велела я уже почти сурово. - Передайте кому-нибудь, что мы… что я уезжаю в Белые Липы.
- А дети? - спросил Селестэн.
Я покачала головой.
- Пусть разыщут девочек, они, как всегда, где-то в поле. А Филипп…
На миг я задумалась: как же Филипп? Если весь этот дикий, невероятный абсурд вопреки здравому смыслу и моей интуиции окажется правдой, то Филипп, наверное, должен увидеть отца. В смысле, увидеть отца в последний раз… Но, проговорив эту фразу мысленно, я тут же с ожесточением отбросила ее. Нет, мальчик слишком мал, чтоб подвергать его таким испытаниям! И потом… я не буду готовиться к худшему, я не согласна верить, что все случившееся - правда!
