Она деловито присела ко мне на постель, вздернула одеяла и нахмурилась.
- Так я и знала. Надобно вам белье переменить, кровотечение еще продолжается. И была б я не лучшей повитухой округи, а глупой курицей, если б не приготовила вам еще порцию отвара крапивы, чтобы остановить кровь!
Её действия, я не могла не признать, были очень ловки и опытны. Поскольку я почти не могла двигаться, она сама меня приподняла, забрала из-под меня грязные простыни, простелила новые, переодела и вымыла меня всю, от лица до кончиков пальцев на ногах. Мне оставалось только наслаждаться этим уходом, иногда постанывая от боли. Боль, впрочем, была такая пустячная по сравнению с тем, что мне пришлось вытерпеть за последние дни, что на нее и внимания обращать не стоило.
Она раздвинула занавески, принесла мне тарелку горячих галет и чашку кофе.
- Давайте-ка я вас покормлю. Мне-то известно, что вы чертовски голодны.
Я, только уловив запах свежеприготовленного завтрака, сполна ощутила, до чего действительно голодна. Она стала меня кормить, но по мере этого мой голод, казалось, не утихал, а только увеличивался до волчьих размеров: во всяком случае, Женевьеве пришлось сбегать на кухню за новой порцией блинов и горшочком со сливками. Эта простая еда, как мне показалось, имела божественный вкус, какой-то вкус жизни… ведь именно новая жизнь должна была начаться для меня сегодня, раз уж я выжила после подобных родов. После блинов я попросила яблок или апельсинов - чего-то из фруктов, которые еще можно будет после набега синих обнаружить на кухне, и Женевьева охотно снова сбегала вниз, ничуть не сетуя на хлопоты. Она была необыкновенно рада мне услужить, причем причина этой услужливости обнаружилась очень быстро. Нарезая ножичком яблоки и подавая мне их по ломтику, он тараторила без умолку, превознося достоинства герцога дю Шатлэ:
- Как вам повезло с супругом, мадам! Несказанно повезло! Мне приходилось принимать десятки родов, но я в глаза не видывала, чтоб муж так себя вел. Я бы даже сказала, во всей Франции не сыщется второй такой отменный мужчина, как господин герцог! Да еще такой любящий свою жену… Чтоб вы знали, когда ваш сынок родился, герцог целовал вас без счета, как будто вы реликвия какая-то, а потом рухнул и вот тут на полу лежал, раскинув руки и ноги, счастливый, как будто ангела небесного увидел. Ох, и переволновался же он!
- Он целовал меня? - переспросила я.
- Да без конца, говорю же вам! Но уж как бы он ни был потрясен, а десять луидоров мне дать не забыл. Щедрый господин, настоящий аристократ! Дескать, благодарю тебя, Женевьева, за наследника, за Реми Кристофа!
Она скосила на меня глаза:
- Вы же именем старого герцога наречете ребенка, верно?
- Да, - прошептала я. - А где он?
- О ком вы спрашиваете, мадам? Если о ребенке, так его Маргарита собирается увезти в Гран-Шэн.
- Маргарита собирается увезти? Зачем?
- Мальчика нужно кормить, он крупный и сильный, а у вас грудь пустая, молока сущие капли. Это и не удивительно после таких родов. Дитя верещит без еды, жалко слушать! Маргарита думает отправиться к мадам де Лораге, потому что у той зря молоко пропадает. Она уж совсем собралась, хотела только с вами повидаться перед отъездом.
Я смотрела на повитуху недоуменным взглядом. Ребенка повезут к Констанс? Какой быстрый поворот событий! Конечно, я понимала, что мальчику нужно есть, и что решить этот вопрос надо как можно скорее, но…
- Это герцог так распорядился?
- Герцог? Нет. - Женевьева запнулась. - Не успел. Герцога-то забрали синие.
Я нахмурилась, сосредоточенно соображая.
- А как же Маргарита ходит туда-сюда беспрепятственно? Да еще собирается ехать? Разве… мы не арестованы уже?
- О-о, слава Богу, нет. Как только господина дю Шатлэ арестовали, всех остальных выпустили, и ходить по замку теперь можно свободно. Он, получается, всех спас, собой пожертвовал, святой человек!
Повитуха, получив десять полновесных старорежимных луидоров, похоже, готова была сколь угодно долго восхвалять моего мужа. Мне тяжело было это слушать, во всем этом ощущалось лицемерие. Я жестом остановила ее.