- Я вас могу понять, - сказала я, с искаженным лицом силясь высвободить свою руку. - Но полковник Эмбер никогда не значил для меня столько, сколько значил для вас, и вы не можете требовать от меня, чтобы я переживала его смерть так же, как и вы!
- О, конечно! - в бешенстве рявкнул он. - Есть только один способ заставить вас и ваших утонченных друзей серьезно пожалеть о его смерти - это показать, чем я отвечу на его смерть!
Он отшвырнул мою руку, быстро отошел в сторону, снова отдал какое-то распоряжение - кажется, приказал брать лучших лошадей из наших герцогских конюшен - и на какое-то время застыл посреди зала, сжимая виски пальцами. Я смотрела на него с нескрываемым ужасом, хорошо понимая, что его последние слова таили нешуточную угрозу. Мурашки пробежали у меня по спине, а ребенок в животе трепыхнулся и, кажется, начал переворачиваться.
- Вы должны понять, - начала я в отчаянии, стараясь придать голосу твердость, необходимую, чтобы вразумить генерала, - что никто не виноват в том, что произошло, кроме, может быть, моего деверя. Надеюсь, вы достаточно благородны, чтобы не допустить бессмысленной расправы…
Он поднял голову и взглянул на меня так, словно видел впервые. Взгляд его был холоден и мутен. Он словно не вполне осознавал, где находится. Видимо, гибель Эмбера потрясла его; на какое-то время он утратил связь с реальностью и погрузился то ли в собственное отчаяние, то ли в воспоминания. Но мало-помалу взгляд его прояснился, и он внятно произнес:
- Вы должны уйти к себе, гражданка.
- Уйти к себе? Значит ли это, что я арестована?
- С этой минуты все обитатели замка арестованы и все будут находиться под моим контролем.
«Вот напасть», - мелькнуло у меня в голове. Не выдержав, я поинтересовалась:
- Что вы намерены делать? Как долго здесь пробудете, генерал?
Полным ярости голосом он ответил:
- Я пробуду здесь столько, сколько нужно, чтобы поймать и повесить вашего распроклятого деверя и доказать всем, что никто не может убивать синего офицера безнаказанно. И если мне нужно будет выпустить кишки из всех ваших людей, чтобы добраться до этого негодяя, я сделаю именно так, слово генерала!
Последние слова он почти выкрикнул. Губы его дергались, он едва мог владеть собой. Поежившись, я прошептала, направляясь к двери:
- Надеюсь, найдется кто-то, кто докажет вам, что вы не правы, и остановит вас.
Но кто мог найтись? В данное время Гийом Брюн был полным хозяином Бретани, царем и Богом, он мог сделать все, что угодно. Не удивительно, что он и не услышал моих слов.
Глядя мне вслед, генерал добавил совершенно зловещим тоном:
- Молитесь, чтобы мне не пришлось искать вашего деверя слишком долго.
Пока солдат, превратившийся в моего конвоира, сопровождал меня на третий этаж, я, слушая раздававшиеся повсюду возгласы, поняла, что Полю Алэну и его людям удалось, прикончив синих офицеров, ускользнуть через окна столовой и раствориться во мраке ночи. В беглецов стреляли и, по слухам, Поля Алэна ранили. Ни один повстанец еще не был пойман, но синим были известны прозвища бретонцев и приметы. Во дворе метались люди с факелами, ржали кони. Прежние умиротворенность и готовность ко сну сменились суматохой, криками гнева и проклятиями.
- Командир сменил гнев на милость! - произнес один из солдат. - Теперь можно ожидать, что уйдем отсюда все же не с пустыми руками.
- Подольше бы не находили этого виконта… до тех пор, пока будет что брать!
Кто-то прикрикнул на них, и солдаты понизили голоса. Мне, впрочем, и так было ясно, что с нас теперь возьмут контрибуцию полной мерой.
Едва я вошла в свои покои, ко мне бросилась Аврора:
- Мама, неужели это правда? Неужели он мог поступить так низко?
Я впервые пожелала взять Поля Алэна под свою защиту:
- На войне все средства хороши, Аврора. Кроме того, сейчас следует думать не о том, как поступил виконт, а о том, как бы синие не поступили с нами еще более низко, чем он с ними.
- Что ты говоришь? Что они еще могут сделать?
- Ты была со мной в Консьержери. Ты должна знать, на что они способны.
Солдат у двери повысил голос:
- Всем, кроме здешней хозяйки, приказано покинуть комнату.
