- Довольно! Александр не для того назначил меня начальником, чтобы я объяснялся перед вами!
- Вот уж верно, - парировала я с крайним презрением. - Он прекрасно знал, что объясняться вам придется перед ним! Поль Алэн резко оборвал меня:
- Повторяю, я здесь не для того, чтобы выслушивать вас. Я лишен галантности, это правда, и поэтому я не прислушиваюсь к советам женщин в военных делах. Если ваши любовники поступают по-другому - что ж, я им не завидую… Довольно об этом! Будет так, как я сказал, и Белые Липы никогда добровольно не сдадутся синим!
У меня чесались ладони от сильного желания надавать ему пощечин. Он говорил о «моих любовниках» в присутствии слуг, громко, дерзко и, похоже, сам верил в то, что говорил. Рядом с ним, едва сдерживая усмешку, стоял, положив руку на эфес шпаги, уродливый коротышка Сен-Режан, с которым виконт в последнее время стал очень дружен. Смотреть на них обоих было невыносимо. Кровь прилила к моему лицу; едва удержавшись от рукоприкладства, я зло бросила, направляясь к выходу:
- Добровольно или нет, но Белые Липы вынуждены будут сдаться, сударь, и иного исхода быть не может. Но, как бы там ни было, я от души желаю вам полностью пожать плоды своего упрямства и своих ошибок!
Это, конечно, были только злые слова. Ему в случае разгрома почти ничто не грозит: он вскочил в седло и был таков. А как быть мне? Синие, если им окажут сопротивление, будут озлоблены; они либо убьют, либо - в лучшем случае - арестуют меня, а моего будущего ребенка могут просто выбросить в окно! Я почти не сомневалась, что именно на это Поль Алэн и надеется. Святой Боже, в какой переплет я попала - и это накануне появления гонца от Талейрана с приглашением на переговоры в Тюильри!
В конце длинной галереи я заметила Аврору: застыв в амбразуре окна, она напряженно смотрела вниз, во двор, где дефилировали шуаны. Подняв на меня глаза, она спросила:
- Так что же? Неужели он не согласился?
- О, чего же можно ждать от безумца?! - выпалила я в сердцах. - Конечно же, он не хочет уводить своих людей. Ступай, поговори со своим будущим мужем!
- Зачем? - ошеломленно спросила она.
- Может быть, он позволит уехать тебе и малышам!
- А ты?
Я усмехнулась.
- Я? Я, к сожалению, не могу тронуться с места. Иначе, будь уверена, я первая убежала бы от твоего жениха без оглядки!
- А граф де Буагарди сдался, - проговорила она, ломая пальцы. - Говорят, встречался в Ренне с Брюном. Условился об освобождении пленных шуанов, отказался от службы Бонапарту и уехал с матерью в Париж…
- Ну, конечно! Он же не полный глупец и не потерял рассудка от злобы!
Аврора очень хорошо понимала, что Поль Алэн поступает безрассудно, но у нее не хватало духу открыто признать это. Она ушла, пробормотав что-то извиняющимся тоном. Я остановилась, припав к стене, чувствуя, как меня охватывает паника. Трудно было выразить ту злость, которую я испытывала к своему деверю, - она граничила с ненавистью. Я сказала Авроре правду: мне первой хотелось бы убежать отсюда, подальше от опасности. Но роды были совсем близко; я не могла рисковать судьбой будущего ребенка, не могла родить его где-нибудь в лесу и обречь на гибель. Кроме того, вокруг полыхала война, и показываться на дорогах все еще было опасно.
«Где же Александр? - подумала я тоскливо. - Брике искал его почти неделю, но ничего не узнал! Только Александр да Кадудаль не подписали пока что перемирия с Брюном. И в итоге Брюн подойдет к самим Белым Липам!»
Брюн… Было очевидно, что с приказом Бонапарта умиротворить Бретань он справляется превосходно. Всех колеблющихся шуанских предводителей он давно принудил к миру. Чуть позже сдались Сент-Илер, аббат Верналь, братья Труавилль. Жильбер де Буагарди действительно держался очень долго: еще в конце января возле Сен-Жемса он сошелся в схватке с республиканским генералом Демуленом. Несмотря на то, что с Буагарди было всего две тысячи повстанцев, а под командованием Демулена сражалось вдвое больше солдат, граф разгромил их и получил от Кадудаля за свое поразительное мужество звание полевого маршала.
Но зима была слишком сурова, силы Буагарди таяли, у отряда не было ни еды, ни боеприпасов. 2 февраля он был окружен у местечка Томбетт и вынужден был сдаться. Спустя две недели Брюн дал ему аудиенцию в Ренне. Чего только синие ни обещали Жильберу! И чин бригадного генерала, и возвращение отцовских имений… Буагарди отказался от посул и подписал мир, единственным условием которого было освобождение всех арестованных шуанов в Ренне, Фужере и Витре.
