— Божественная, очаровательная, — закартавил он, — вы знаете, кого я привез к вам?
— Кого, Жорж? — заинтересовалась Лили.
— «Певца любви, певца свободы», как некогда сказал Пушкин!
— Значит, соловья?
— Ах, нет! Что вы? За кого вы меня принимаете! Я совсем не поклонник соловьев и даже, кажется, никогда не слыхал их. Соловьи поют где-то в деревнях, а там я никогда не был. Я привез к вам знаменитого баритона нашей оперы Дмитрия Николаевича Далец-кого. — При этом Жорж сделал сосредоточенное лицо и даже нижнюю губу оттопырил.
Лили поспешно поднялась с места. Лицо ее озарилось довольной, почти счастливой улыбкой. Она много раз слышала Далецкого в опере, была в восторге от его игры и голоса и давно мечтала познакомиться с ним.
— Где же вы его оставили? — взволнованно спросила она.
— Внизу, в швейцарской, — ответил Жорж.
— Бог мой! — почти в ужасе воскликнула Лили. — Да вы с ума сошли!
— Я… я сейчас приведу его… — смущенно пробормотал Жорж.
— Не надо, я сама! — возразила Лили и порывисто вышла из комнаты.
Рогожин поглядел ей вслед и пожал плечами.
— Право, невольно позавидуешь этим знаменитым певцам! — с усмешкой сказал он. — Все наши дамы и девицы встречают и провожают их, точно коронованных особ.
— Я чрезвычайно желал бы сделаться таким певцом, как Далецкий! — со вздохом заметил Жорж. — Но, к сожалению, у меня нет ни малейшего голоса, и я могу только кричать петухом, лаять по-собачьи и подражать кваканью лягушки.
— Что ж, и это талант! — ответил Рогожин. — При известной энергии и с таким талантом можно добиться успеха и популярности.
— У женщин?..
Рогожин пренебрежительно оглядел маленькую тощую фигуру Жоржа и не ответил ни слова.
А в это время в передней сияющая Лили встречала Далецкого.
— Как я рада видеть вас! — говорила она, крепко, по-мужски, пожимая ему руку. — Ведь я давно принадлежу к числу ваших поклонниц и давно мечтала заманить вас к себе.
Далецкий молчал, любуясь красивым личиком Лили, ее большими черными глазами, ямочками на розовых щеках и пунцовыми губками, из-под которых сверкали ровные жемчужные зубы. Он давно уже привык к восторженным излияниям дам и девиц, принимал это как должное, присущее его таланту. Но стройная, очаровательная Лили его смущала. Целуя ее руку, он чувствовал истому и слабость во всем теле. Его захватывало и пьянило желание привлечь к себе эту девушку, сжать ее в объятиях и сказать ей, как невыразимо хороши ямочки на ее розовых щечках, как влекут к себе ее пунцовые губки, сколько жизни и блеска в ее больших черных глазах.
Далецкий не раз слышал про Лили самые двусмысленные отзывы. Ему говорили, что она ездит одна с мужчинами в загородные рестораны, что мать ее, стареющая кокотка, готова кому угодно продать свою дочь, но только за большие деньги, и что сама Лили только о том и мечтает, чтобы поступить на содержание к какому-нибудь капиталисту. Далецкому также сообщали, что мать Лили уже наметила претендента — Павла Ильича Рогожина.
Но все эти слухи только еще больше возбуждали в Далецком желание поближе познакомиться с Лили.
Молодой, статный, красивый, избалованный многочисленными поклонницами, Далецкий считал себя неотразимым и был почти уверен, что ему «повезет» с Лили, как и с другими женщинами, и он прежде Рогожина сумеет воспользоваться ею. Дмитрий Николаевич несколько раз видел со сцены Лили в ложе с Рогожиным, с которым раньше уже встречался. По мнению Далецкого, нравиться женщинам сам по себе Рогожин отнюдь не мог, и вся сила, все значение его заключались только в громадном его состоянии.
Войдя в гостиную и увидав Рогожина, Далецкий почувствовал легкое недовольство и едва удержался от гримасы.
— Вы знакомы? — спросила Лили.
— Да, я имел счастье встречаться с Дмитрием Николаевичем! — с натянутой улыбкой ответил Рогожин и протянул Далецкому руку.
Начался общий разговор, который сперва не клеился, но затем, благодаря стараниям Лили, принял оживленный характер. Вскоре приехала Анна Ивановна и с присущим ей умением еще более оживила маленькое общество.
Следом за ней явился старый и плешивый барон фон Рауб и толстый, мускулистый купец Ютанов в клетчатом английском костюме, в необычайно высоких воротничках и ярком галстуке. Барон страдал подагрой и даже по комнате передвигался с помощью палки.
