Зачем Алиса пригласила во дворец кэналлийского герцога, которого ненавидела всеми фибрами своей души? Зачем распорядилась подать шадди, которому царственная чета предпочитала шоколад или травяные отвары? Почему, несмотря на явные признаки отравления, не заикнулась о яде? Ответы очевидны. Королева решила избавиться от одного из главных своих врагов. Тинктура болиголова имеет отвратительный вкус, который проще всего скрыть в горечи шадди. Что же было дальше? Соберано догадался и поменял чашки или вмешался случай? Диомид предполагал первое, Сильвестр склонялся ко второму.
Рок играл с кэналлийскими герцогами в странную игру. Соберано ходил по натянутой струне, всякий раз избегая пропасти, из шестерых его детей выжил лишь младший, но как же ему теперь везет! Впрочем, все на везенье не спишешь, Ворон вырывает у судьбы победу за победой. Любопытно, что он учудит на море? В любом случае о бордонско-гайифской армии можно не беспокоиться, но в Олларии Рокэ делать нечего.
Герцог Алва отгонит от Фельпа волка и отправится в Урготеллу, нравится ему это или нет. Таково будет условие Фомы, который платит золотом и хлебом. И таков будет приказ короля Талига своему Первому маршалу. Королевский рескрипт нужен завтра, тогда через две недели он окажется в руках, нет, не Первого маршала, а гран-дукса Фельпа. С Рокэ станется сказать, что он ничего не получал.
Второй приказ отправится в Ургот к тамошнему послу. Граф Шантэри кажется выжившим из ума сентиментальным старцем, но он здоров, как бык, и хитер, как десяток лисиц, – другого при дворе урготского выжиги держать бессмысленно. Вдвоем они займут Ворона до будущей осени, и за это Фома получит Бордон, а Шантэри – земли Штанцлера, благо тот не озаботился супругой и детишками. Ну а Талиг обретет короля. Новый круг, новая династия – династия Ветра…
Сильвестр назло всем врачам залпом допил сваренную Агнием бурду. Рука сама потянулась к звонку, но его высокопреосвященство удержался. Сегодня пить шадди он больше не будет, и вообще надо лечь спать пораньше. Вот ответит Фоме, примет епископа Придды и ляжет не позднее полуночи. До начала занятий в Лаик больше пяти месяцев, отчеты капитана и списки будущих унаров ждут… По большому счету, ждет все. И одновременно не ждет – Дивин не дурак, понимает, что наступление на юге может сорвать, только ударив на севере.
Без Альмейды оборона Хексберга ослабела, да и от Каданы можно ждать любой мерзости. В том, что решение расквартировать на каданской границе Первую резервную армию, было верным, Сильвестр не сомневался. Его смущал генерал Симон Люра, за которого усиленно ходатайствовали Манрики, изыскавшие средства для создания Второй резервной. С одной стороны, фламинго можно заподозрить в чем угодно, но не в любви к павлину. С другой – уверенным до конца можно быть только в своей подушке.
Хватит ли сил отбиваться в Надоре и Торке и наступать в Бордоне и Варасте? Должно хватить, но для этого в Талиге должна стоять тишь да гладь. Как на кладбище, и даже тише. Никаких восстаний, никаких смут…
Его высокопреосвященство пододвинул к себе краткие жития святых. Эсператисты делили рассветных ходатаев по целой куче признаков, Франциску разбираться в этой зауми было лень, и он раз и навсегда постановил: в глазах Создателя все святые равны, а посему их жития должны следовать друг за другом в соответствии с днями их памяти. Сильвестр раскрыл толстую книгу в самом начале. Третий день Зимних Скал – святая Августа. Мать святой Октавии. Или не мать? В житии первой королевы Талига было слишком много от сказки, причем невеселой. Нет, не стоит загадывать на святую Октавию… А на кого стоит?
Кардинал Талига поднялся, неторопливо подошел к окну, за которым догорал долгий летний день. Смотреть в закат – дурная примета. Почему – никто не знает, но дурная. Красное солнце по вечерам предвещает ветер… Ветер, это то, что нужно! Сильвестр вернулся к столу и написал на чистом листе: «Первый день Зимних Ветров».
3
Пленных разоружили, на захваченных кораблях оставили команды, способные поддерживать порядок. Выстрелы смолкли, и стало очень тихо. Люди переговаривались, умывались забортной водой, ругались, вспоминали погибших, смеялись над тем, что казалось смешным, скрипели весла, плескалась вода, и все равно это было тишиной и покоем.
