Луиза Арамона никогда не видела алые ройи, но шалая звезда на тонкой золотой цепочке не могла быть ничем иным! Казалось, камень светится собственным светом – тревожным и волнующим, от него нельзя было оторвать глаз, от него и от надевшей его строгой женщины.
Королева сделала еще один реверанс.
– Ваше величество, мы готовы.
2
Кошек, как известно, губит любопытство, а Луиза Арамона, без сомнения, была наивернейшей подданной Леворукого. Оказавшись на Совете Меча, она не превратилась в одно большое ухо только потому, что нужно было еще и смотреть, благо имелось на что. Зал был роскошным: черное дерево, белый мрамор, вызолоченная бронза и мечи, мечи, мечи… На дверях, на стенах, в руках знаменитых полководцев, среди которых Луиза немедленно опознала троих герцогов Алва: Рамиро Второго, Алонсо и Рокэ. Первый маршал Талига на краю скалы вздымал на дыбы белоснежную лошадь, не забывая указывать мечом на невидимого врага, а сверху парил крылатый полуголый дурак и изо всех сил дул в трубу. Под картиной висело кагетское и бирисское оружие. Видел герцог эту роскошь или еще нет?
Луиза так загляделась на портрет, что о Совете вспомнила, только когда заговорил Фердинанд.
– Садитесь, господа. Мы собрали Совет Меча, чтобы выслушать и обсудить новости из Эпинэ. Господин кансилльер, доведите все, что вам известно, до Лучших Людей.
Лучшие? Ну, это с какой стороны посмотреть. Некоторых из присутствующих Луиза видела раньше, другие были ей знакомы лишь понаслышке. Все больше столичные крысы. Тоже мне, Совет Меча – ни единого маршала, кроме Леонарда! Если это – полководец, то она – Марианна!
Леопольд Манрик вышел вперед. Зеленый камзол, розовая оторочка, бледная морда. Мерзость…
– Мой король, – на Катарину Ариго кансилльер не смотрел, – ваше высокопреосвященство, господа, я должен сообщить вам, что в провинции Эпинэ вспыхнул бунт, зачинщиком которого стал тайно вернувшийся в Талиг Робер Эпинэ. Подробности сообщит губернатор Эпинэ маркиз Фернан Сабве.
Леопольд Манрик поджал губы, медленно отошел и опустился в обитое черным бархатом кресло. Его сменил породистый мужчина лет сорока пяти. Луиза его видела в Фабианов день лет шесть назад, тогда он назывался графом Лэ.
– Ваше величество, – Сабве преклонил колено, – ваше высокопреосвященство, не могу выразить, как мне тяжело…
– Встаньте, маркиз, – довольно резко бросил Фердинанд, – мы хотим знать, как вы допустили бунт?
– Мой государь, я готов понести любое наказание. Увы, я не мог предвидеть, что Робер Эпинэ проскользнет мимо всех таможенных и пограничных постов. Его появление в сердце Талига стало для меня полной неожиданностью. И не только для меня.
Означенный Эпинэ дважды повинен в государственной измене. Вместе с отцом и тремя братьями он принял участие в мятеже, поднятом подстрекаемым врагами Талига Эгмонтом Окделлом. Избежав возмездия, мятежник нашел убежище в Агарисе, но ненависть к родной стране привела его в Варасту, где он возглавил бирисские банды. Вторично ускользнув из рук правосудия, этот человек вернулся в Агарис, где возобновил сношения с гайифскими и дриксенскими агентами и с их помощью тайно проник в Талиг.
Сообщники Эгмонта Окделла и Карла Борна, в свое время помилованные его величеством, расценили проявленное к ним милосердие как слабость. Все эти годы они копили силы и наконец ударили – предательски, подло, из-за угла. Их жестокость превысила все мыслимые пределы. Вот здесь, – губернатор взмахнул кипой бумаг, – свидетельства очевидцев. Я прошу разрешения вашего величества не зачитывать их в присутствии ее величества, есть вещи, не предназначенные для женских ушей. Повешенные, сожженные заживо, зарезанные во сне, утопленные, забитые камнями… Женщины, старики, дети…
Беда не обошла и мою семью. Первыми жертвами Робера Эпинэ стали граф Маран, его жена и дети. Мятежник расправился с ними, черной неблагодарностью отплатив за доброту, которой Мараны окружили его деда и его мать. Маркиза Эр-При пыталась остановить сына, но он не внял материнским увещеваниям. Робер Эпинэ заставил мать присутствовать при казни, вернее, при убийстве близких ей людей. Сердце маркизы не выдержало ужасного зрелища, и она скончалась на месте. Однако смерть матери не образумила мятежника.
