Я тогда почти не слышал, что говорил мне Краузе. Я смотрел на его семейную фотографию. Я видел счастливые лица его жены и дочери, а сам думал о Габриэле, которая обещала ждать меня.
«Боже, какое счастье иметь семью» — подумал я, вспоминая угловатую девчонку, которая жила в соседнем доме.
— Красивые!
Фельдфебель забрал фотографию и аккуратно положил ее в портмоне. Он еще не знал, да и не мог знать, что уже через несколько месяцев вся его семья погибнет под руинами дома во время американской бомбежки. Авантюра нашего фюрера принесла своему народу столько страданий, столько горя, но в то время было трудно представить размеры этой катастрофы, которая уже подкрадывалась к моему отечеству со всех сторон.
— А, я еще не женат. У меня кроме матери никого нет на этом свете. Отец мой умер еще до войны от воспаления легких. А подружка Габи из соседнего дома еще очень молода. Ей было шестнадцать, когда я уходил на Восточный фронт. Через пару лет найдет себе какого-нибудь штабного или тылового офицеришку и нарожает с ним много маленьких и гнусных киндерят, которые, как вырастут, обязательно украдут из сарая мой велосипед.
— Да, дети это вечные проблемы, — вздохнув, сказал Краузе, — но и без них жизнь пуста, как стреляная гильза.
Я был тогда молод, и мне еще не удалось обзавестись семьей. Мне не хотелось подыхать в этой дыре, так и не познав радости любви и семейной жизни. Я корнями волос чувствовал, что без пищи, тепла и поддержки мы все сдохнем в этом чужом городе. Я, наверное, был наивным дурачком, что пошел на фронт со студенческой скамьи. Я надеялся, что война закончится очень быстро, как обещал нам наш фюрер, и мы вернемся в свои дома к любимым матерям. Мы тогда верили и надеялись, что к осени будем в Москве и уже до этой чертовой зимы окончим войну победой над советами.
— Не ной, солдат! Мы все об этом мечтаем, не ты один такой. Сейчас я не пойму одного, какого черта тебя старик Зинцингер из гренадеров переводит в разведку? Ты какой-то особенный? Ты знаешь русский? Ты был скаутом в Гитлерюгенд? Все это как-то странно!? Этот приказ о твоем переводе как раз в тот момент, когда у нас каждый солдат на счету.
— Я, господин фельдфебель, слышал от штабного писаря, что на днях намечается драка. Австрийцы спешат нам на помощь, чтобы прорвать эту чертову блокаду. Писарь говорил, что фон Бок якобы издал приказ, чтобы со стороны Витебска прорвать фронт и бросил нам на помощь целую дивизию.
— Твой писарь — собачье дерьмо. Он каждому солдату вешает на уши итальянские спагетти, чтобы мы верили в эти бредни. Пока, Крис, к нам придет подмога, русские сделают из нас колбасный фарш и набьют им наши кишки. Ты давай, дерьмо собаки, быстрее собирай свои гнилые пожитки! «Козья ты, морда». Я тебя должен доставить к обер-лейтенанту Крамеру. А мне назад еще вернуться надо. Хозяйство этого Крамера расквартировано в районе КП старика Зинценгера. А это сам понимаешь, триста метров под огнем большевистских снайперов. Ты долго будешь искать свои вшивые тряпки, черт бы тебя побрал? Копаешься долго, парень, словно муха в конском навозе! — заорал на меня фельдфебель.
В тот миг мне просто хотелось отогреться. Стоя на посту, мои руки настолько околели, что я с трудом застегивал свой ранец и поэтому тянул время, чтобы отойти перед броском в сторону передовой.
— Я готов, господин фельдфебель.
— Черт, черт, черт! Как только здесь живут эти русские? Эти чертовы морозы, каждый день убивают человек десять нашего гарнизона!
Фельдфебель поднялся, надел перчатки и, замотав лицо шарфом, направился на улицу. Он открыл дверь и в эту секунду густой пар ворвался в теплое помещение.
Надев на спину свой гренадерский ранец и стальной шлем, окрашенный белой краской, я взял в руки свой видавший виды «Маузер 98». По привычке передернув затвор, я загнал в патронник патрон и поставил оружие на предохранитель. В дни блокады без заряженного оружия передвигаться по городу было смертельно опасно. Русские солдаты иногда совсем неожиданно оказывались там, где их быть не должно. Они, словно скользкие черви, просачивались сквозь нашу оборону и уже в нашем тылу устраивали настоящий дьявольский шабаш. Как они это делали, так и останется загадкой на долгие годы.
