Сомневаетесь, уважаемый Читатель?
Возражаете?
Прекрасно!
Великолепно!
Поскольку, как справедливо заметил Уильям Эллери Ченнинг, «ничто так не помогает победе истины, как сопротивление ей».
Прокладывая себе путь через «огонь и воду» противодействия ей, истина получает прекрасную закалку, становясь от этого все мощней, крепче и – действенней.
Но – лишь в границах действительного ее применения.
Возьмем, к примеру, простейший образец истины.
Непреходящей.
Несомненной.
Незыблемой.
На все времена.
И – во веки веков.
А именно: «Нужно уважать старших».
Нужно?
Нужно.
Однозначно.
Истина?
Конечно!
Несомненно!
Абсолютно!
Казалось бы…
На самом же деле, как только эта самая истина будет возведена в ранг абсолюта, она сразу же выродится в абсурд.
Даже – в два.
Абсурд первый: абсолютизируя истину о том, что требуется уважать старших, получается, что требуется уважать только старших, исключительно старших, никого кроме старших, и таким образом на выходе появляется вывод, гласящий о том, что не следует уважать ни своих ровесников, ни – ни в коем случае! – тех, кто младше нас.
И разве же это – не абсурд?
Абсурд второй: возводя в ранг абсолюта истину о том, что нужно уважать старших, получаем категорический императив, повелевающий уважать всех без исключения старших, независимо от того, достойны они уважения, или же нет.
Если же у этого старшего никаких достоинств, кроме «седины в бороду и беса в ребро» нет, а есть за плечами только длиннющая вереница преступлений с извращениями, то повеление его уважать будет не только абсурдным, но и кощунственным.
Уважать в таком случае будем только его права, записанные в Конституции.
Но – не его самого.
Потому как не за что.
Каждый человек достоин уважения.
Уже за то, что он – человек.
Потому что, как сказал Генрих Гейне, «каждый человек – это целый мир, который вместе с ним рождается и вместе с ним умирает, и под каждой могильной плитой лежит Всемирная История».
То есть, всей Всемирной Истории, а не только биологическим папе и маме пришлось изрядно потрудиться, чтобы в этот Мир пришел этот человек.
Поэтому даже не знакомому нам человеку мы предоставляем кредит.
Беспроцентный.
Нашего доверия и уважения.
Априорно.
Доопытно.
И уважать мы будем этого человека не вечно.
Не всегда.
Не беспредельно.
Но лишь до тех пор, пока этот человек не начнет доказывать обратное.
То есть, у каждой истины есть граница действительной ее применимости, за которой она не только перестает быть истиной, но и превращается в прямую свою противоположность, то есть, в абсурд.
«Человек с убеждениями» ни в какую это не воспринимает и категорически это отрицает.
Соответственно, человек с убеждениями редко сомневается, но часто ошибается.
Именно в этом кроется главная беда лидера-волюнтариста, а заодно и всех тех, кто за ним следует.
Способ его мышления примитивен, убог и ущербен.
Лидер-волюнтарист и в своем мышлении, и в своих действиях опирается на сложившиеся в его сознании догмы и стереотипы, которые, возможно, когда-то, где-то и срабатывали, но которые отнюдь не обеспечивают их автоматического и эффективного срабатывания везде и всегда.
Его «глубокие убеждения» в изменяющейся действительности уместны примерно так же, как лыжи на цветущей клумбе или коньки на водной глади летнего пруда.
Руководствующийся исключительно своими «глубокими убеждениями», возводя их в ранг абсолюта, лидер-волюнтарист не способен адекватно оценивать ситуацию, в которой он действует, и, соответственно, принимать в ней оптимальные решения.
Лидер-волюнтарист всегда хочет «как лучше».
Получается же у него всегда – «как всегда».
Как всегда же получается и у лидера-проходимца отличающегося, как небезызвестная птица-говорун, умом и сообразительностью.
Однако направленными чрезвычайно специфически: на то, чтобы продраться, прорваться, протолкаться к вершинам богатства и власти не просто не церемонясь а выборе средств, а специально выбирая самые дурно пахнущие, самые омерзительные, самые чудовищные из них.
Полагая при этом, что на сей стезе, во-первых, у него будет меньше конкурентов, ведь для нормального человека применение такого рода средств неприемлемо по определению, а, во-вторых, что именно такие средства являются самыми эффективными, поскольку ориентированы на устрашение и на беспощадное подавление всякого сопротивления.
