— «… обязан принимать как непосредственно, так и через органы дознания меры к установлению лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого».
— Вот-вот, — прокомментировал прокурор. — Соловьев приостановил следствие и поручил розыск органам дознания. А я даю поручение тебе. С сегодняшнего дня ты перестаешь быть фигурой процессуальной, а, возглавив группу работников уголовного розыска, будешь принимать эти самые «меры». Двух инспекторов, я думаю, пока хватит. По мере надобности докладывай и получишь дополнительную помощь. — Прокурор взялся за авторучку. — Есть у тебя кто-нибудь на примете?
— Инспектор Логвинов, — ответил Скаргин, — инспектор Сотниченко.
— Хорошо, пусть так, — согласился прокурор, записал фамилии в календарь и надел на ручку блестящий колпачок. — Я позвоню. А ты возьми дело в канцелярии, переговори с Соловьевым и приступай. Желаю успеха.
2.
Скаргин спрятал в папку заключение, запер сейф и вышел в коридор.
В ярких лучах солнца, падающий сквозь открытое окно на лестницу, плясали пылинки. Прямоугольник света, изломанный ступенями, уходил круто вниз и почти доставал пола первого этажа. Скаргин медленно спустился, наблюдая, как его собственная тень, неестественно вытянутая и тоже изломанная, удлиняясь, рывками движется к границе освещенного пространства.
Пройдя мимо стеклянной перегородки, за которой, точно в аквариуме, сидел у пульта связи дежурный лейтенант, Скаргин направился в правое крыло здания, где помещался уголовный розыск.
В кабинете, кроме инспектора Логвинова, находились еще два парня. Один, лет двадцати пяти, тридцати, аккуратно подстриженный, в сером, отлично сшитом костюме и перекинутом через колено белом плаще, непринужденно откинувшись на спинку стула, периодически поправлял воротничок рубашки и искоса, с интересом поглядывал на инспектора. Другой — совсем еще мальчишка, с огромным шаром мелко вьющихся рыжих волос, — густо краснея, канючил:
— Я все понял. Честное слово, понял. Только в школу не сообщайте. У нас директрисса — зверь… Вот увидите, я никогда больше не буду! Вы же мне всю биографию перечеркнете…
Логвинов заметил вошедшего в кабинет Скаргина и встал.
— Продолжайте, — сказал Скаргин, прошел в глубь комнаты и уселся на свободный стул.
— Ну, теперь вы, Максимов, расскажите, где и за что вас задержали, — предложил Логвинов тому, что постарше.
Максимов сделал неопределенный жест:
— Чистая случайность. От нее, как говорится, никто не застрахован. — Он закинул ногу за ногу, поправил плащ. — По-моему, вы совершаете ошибку. И сами это понимаете, только не хотите признаться…
— Пожалуйста, по-существу, — попросил Логвинов.
— А по-существу ерунда какая-то. Брюки оказались мне малы, и я хотел их продать, только и всего. Не вижу в этом никакого криминала.
— Для этого существуют комиссионные магазины, — заметил инспектор.
— А комиссионный сбор?! — возразил Максимов. — Зачем же мне терять?
— И много бы вы потеряли на комиссии?
— А хоть и рубль, какое это имеет значение? Я решил продать — это мое законное право.
Максимов улыбнулся — происходящее его явно не беспокоило, пожалуй, даже забавляло — он чувствовал себя в полной безопасности.
— Хорошо, рассказывайте вы, — обратился Логвинов к рыжему который, в отличие от Максимова, воспринимал случившееся всерьез.
Он провел рукой по жестким, как проволока, волосам и, растягивая каждое слово, чуть гнусавя, заговорил:
— Ну что, ну шел я мимо кинотеатра «Прибой». Ну, хотел в кино смотаться, а фильм муровый. Ну, слышу, окликают меня. Смотрю — стоит этот, — он кивнул на Максимова. — Ну, спрашивает: «Что, юноша, джинсы нужны?» Ну, я говорю: «Нужны, конечно. Сколько стоят?» Он говорит: «Ты посмотри сначала, потом поговорим». Ну, отошли мы в сторонку, на аллею. Он вытащил джинсы. В пакете, фирменные. «Левис». Ну, только я хотел спросить, сколько, а тут милиционер подошел, взял обоих…
— Максимов так и не назвал цену? — спросил Логвинов.
— Нет. — Рыжий почесал висок. — Не успел. Посмотри, говорит, сначала.
— Интересно, а сколько бы вы за них заплатили? — спросил Скаргин.
Рыжий опустил голову, пробормотал еле слышно:
