Елена Евгеньевна перешла на уже знакомый тон светской женщины, принимающей у себя малознакомого мужчину:
— Великолепно! Я вам рассказываю самое затаенное, а вы отмалчиваетесь. Откровенность за откровенность: почему моим отцом так настойчиво интересуется милиция?
— А у вас нет никаких догадок на этот счет? — вопросом на вопрос ответил Скаргин.
— Кстати, в детективах следователи хватаются за любую возможность. — Обухова тоже предпочла не отвечать.
— Что вы имеете ввиду?
— А мужчина — помните, о котором я рассказывала вашему предшественнику? Моя дочь тоже видела его, но ее даже не допросили. Странно как-то.
Скаргин, поднявшийся было из кресла, снова присел.
— Нет, это, конечно, ваше дело. — Обухова неожиданно хихикнула. — Вы — профессионалы, вам и карты в руки. Просто Соловьев так подробно о нем расспрашивал, предъявлял фотографии, уточнял, а потом все в песок ушло. Наверно, не понадобилось. А ведь Танечка тогда испугалась: странный, говорит, такой, подозрительный, в очках.
— Кто? Мужчина?
— Ну да. Она мне рассказывала, что в январе, когда она пришла сюда, ко мне, ее остановил мужчина и стал спрашивать о Евгении Адольфовиче. По ее описанию, это был тот самый человек, с которым говорила и я: плотный, хорошо одетый, в темных очках и шляпе.
— Любопытно…
— Вы бы поговорили с Таней. — Обухова встала, провожая гостя. — Она вам много интересного про деда расскажет. Соловьеву я советовала, да у дочери практика была, она уезжала из города. Приходите, Владимир Николаевич, завтра, часика в три, я ей позвоню…
2.
Оперативная запись
Вопрос: Вы знаете Евгения Адольфовича Пруса?
Ответ: Как же не знать — соседи.
Вопрос: Что вы можете сказать о нем?
Ответ: Да ничего. Мы с женой нелюбопытны. Днем — на работе, а вечером — телевизор. Иногда в кино ходим. С соседями неделями не видимся.
Вопрос: Но что-нибудь вы должны о нем знать.
Ответ: Извините, но спросите лучше у соседей, у кого-нибудь другого, а от нас с женой вы ничего толком не узнаете. Мы не интересуемся чужими делами.
Ответ: Да, я хотел поговорить с Еленой Евгеньевной, узнать, почему ее отец живет в сарае, а не в квартире. Хотел, но разговора не получилось.
Вопрос: Почему?
Ответ: Она сказала, что это их личное дело, сами и разберутся.
Вопрос: И вы сдались?
Ответ: А что я мог ей возразить? В чужие дела действительно как-то неудобно нос совать. Сам дед не жаловался, а что в сарае жил, так это, в конце-концов, его дело. Чужая душа — потемки. Поди разберись в ней…
Ответ: Это форменное безобразие! Старый, наверняка больной человек жил в холодном сарае, а его дочь — в благоустроенной двухкомнатной квартире. Дикость, варварство! Верите, душа болит, когда узнаешь от знакомых о таких случаях, а здесь под боком такое творится!
Вопрос: Почему же вы не вмешались?
Ответ: Я? Почему — я?
Вопрос: Вы же сами сказали, что душа болит.
Ответ: Знаете, что я вам скажу? Откровенно между нами… Вам со стороны, конечно, легче… И потом, кто его знает, а вдруг старику нравилось жить в сарае, может, он не хотел мешать дочери… И еще: там не так уж холодно. Есть примус, электроплитка. Я сам видел, как Елена Евгеньевна ему туда еду носила. Иногда бывают моменты, подумаешь, подумаешь и сам готов от своей семейки не только что в сарай, а в шалаш переселиться.
Ответ: Было дело, жаловался он мне, что дочь его обижает, да ведь вы знаете стариков — иногда такого наговорят, чего и близко не было. Поверишь такому и сам же в дураках останешься.
Вопрос: На что же он жаловался?
Ответ: Ну, что дочь его не любила, не считалась. А скажите мне, кто сейчас с родителями считается? Еще и паспорт не получат — уже самостоятельные, парами ходят. А Елена Евгеньевна — тем более. Женщина она приличная, культурная, тихая. Здоровается всегда… Незамужняя. Ей и погулять греха большого нет; может быть, и семью новую заведет.
Вопрос: Напрасно, выходит, жаловался Евгений Адольфович?
Ответ: …Согласен с вами. Черствыми мы стали.
Ответ: Наговорили вам с три короба, а вы и уши развесили. Жили они душа в душу. Я сама видела, как Ленка, дочь его, в сарае чистоту наводила: и матрац выбивала, и пол подметала.
