– Что?!
– …чтобы реконструировать эту сторону твоего лица и рта.
За считаные минуты из высокомерного подростка, своим видом словно говорящего: «То, что ты мой отец, не значит, что ты можешь мне указывать», он превратился в совершенно потрясенного от подобных перспектив ребенка.
– Сколько это займет? – спросил Фейсал.
– Где-то семь часов, – ответил я ровным голосом, стараясь смотреть на него уверенно, а не вызывающе. В подобных ситуациях мой глазговский акцент словно играет мне на руку, делая меня чуть менее отстраненным, безучастным человеком, чем тот, кто говорит на безупречном «аристократическом английском».
Впервые за все время Фейсал опустил глаза и уставился в пол. Я прямо чувствовал, как он переваривает полученную информацию, словно обвиняемый, выслушавший свой приговор в суде. Теперь моя задача сделать так, чтобы он был уверен в своей хирургической бригаде, доверял ей и не сомневался, что все будет сделано правильно. Его родители внимательно слушали наш разговор, улавливая каждое слово, и мне также требовалось добиться доверия и уверенности от них.
– Но знаешь что, Фейсал? – продолжил я. – С тобой у нас будет в операционной легкий денек.
Он озадаченно на меня посмотрел:
– Правда? Почему? Что вы имеете в виду?
– Ну, наши пациенты обычно намного старше тебя, и часто не в лучшей физической форме, и с кучей других болячек, помимо рака. Это люди с избыточным весом, злостные курильщики или пьяницы, или страдают от всевозможных дегенеративных заболеваний, многие из них не занимались спортом с тех пор, как окончили школу сорок или пятьдесят лет назад. Редко когда нам попадаются молодые, подающие надежду спортсмены. На самом деле ты запросто можешь стать самым здоровым и крепким из всех пациентов, которые когда-либо у нас были.
Когда я это сказал, я увидел, что его плечевые мышцы немного расслабились, и в ходе дальнейшей беседы я начал осознавать, что больше всего его беспокоили не риски для здоровья, потенциальные последствия операции, реконструкции лица и вероятность рецидива опухоли. После первоначального шока, благодаря юношеской способности ко всему приспосабливаться, он быстро свыкся с мыслью об операции, и теперь ему хотелось узнать от меня только одно: как скоро он сможет вернуться в бассейн.
Я сам в университете занимался плаванием, и мы сравнили наши результаты и методы обучения, после чего я ему сообщил, что если все пойдет хорошо, то я рассчитываю вернуть его в воду в течение двух-трех месяцев.
У него округлились глаза.
– Что, правда?
– Не вижу никаких для этого препятствий.
Когда они покидали мой кабинет, я с удовлетворением отметил, что все трое были куда более оптимистично настроены по поводу конечного результата, чем когда я только сообщил им новости.
Теперь, когда знал, насколько важным является плавание для Фейсала, я начал планировать операцию, исходя из этого. Как результат, первым моим решением было не брать костный лоскут для реконструкции челюсти из малоберцовой кости его ноги – самой тонкой из всех длинных костей тела, проходящей параллельно большеберцовой кости с внешней стороны голени. Мои познания в анатомии вкупе с собственным опытом в плавании говорили мне, что, хотя толчок ногами при плавании вольным стилем и создавался большими мышцами таза и верхней части бедер, голеностопный сустав должен быть достаточно расслабленным, чтобы эффективно продвигаться сквозь воду. Если бы мы заменили участок его нижней челюсти костной тканью из малоберцовой кости, как поступили бы при других обстоятельствах, это бы привело к скованности нижней части ноги и, что помешало бы парню развивать хорошую скорость в воде.
Я решил, что мы используем его подвздошный гребень – участок кости с наружной стороны таза. Эта кость была отличной заменой для участка челюсти, потому что своим изгибом под прямым углом она напоминает изгиб челюсти.
Малоберцовая кость – самая тонкая из всех длинных костей нашего тела, и ее часто используют для реконструкции челюсти.
На последней предоперационной встрече с Фейсалом и его родителями я объяснил им, откуда мы будем брать ткань для восстановления челюсти, поэтому утром перед операцией я зашел к нему в палату исключительно для того, чтобы поговорить с ним в спокойной обстановке за пределами операционной и заверить, что все будет в порядке.
