Да, я, как желтый лист, измождена.
Ты - юн, и свеж, и светел, как луна.
Но пусть я в прахе, пусть я в униженье.
Я на твое надеюсь снисхожденье.
Как прежде, милосердным пребывай,
Старинную приязнь не забывай".
Так, звездочке подобная бессонной,
Она всю ночь томилась потаенно;
Рыдала, в скорбную одевшись тень . . .
Когда же новый занимался день,
Она себя завесой укрывала,
Невыразимо мучилась, страдала.
Неизлечимой горести полна,
Так проводила день и ночь она.
Ту, что была нежней прекрасной розы,
Днем страх одолевал, а ночью - слезы.
Лейли весной в саду гуляет и от новых мучений себя избавляет
Весна, весь мир в живой одев наряд,
Всем чистым принесла своих услад.
Блестящим стало времени зерцало,
Земля небесным цветом замерцала.
Алхимик-ночь чудесным волшебством
И утро благовонным ветерком
Поникший стан фиалок распрямили
И розу жемчугом росы омыли.
Была омыта амброю земля,
Покрылись пылью мускусной поля.
Из туч катились вниз каменья града:
Им головы бутонов бить отрада.
Деревья раздавали тут и там
Из хлопка пластыри своим цветам[62].
А запах сладостный травы зеленой
Был нежной данью розе благовонной.
И украшали весь простор земной
Рубином - розы, травы - бирюзой.
Звала бутоны роза с дальней грядки.
Они раскрыли лепестки-загадки.
И четырех стихий всю благодать
Народы стали ясно понимать.
Кружимы ветром, лепесточки лилий
Своею тенью землю осветили,
И появились ручейки в тени,
И если б оросили сталь они, -
И сталь хмгновенно душу обрела бы,
Себе язык, - иль меч, - она нашла бы.
Так время красило луга, поля,
Подобной небу стала вся земля.
И солнце, неизменный светоч мира,
Всю землю освещая из эфира,
Сплетало так своих суждений нить:
"Нельзя от неба землю отличить",
Повсюду цветники несли отраду,
Повсюду людям пир давал усладу,
Повсюду счастье полнило людей.
Всем, давши чару, говорили: "Пей!"
И все же знала мать Лейли печальной:
Нет больше счастья у многострадальной.
На кипарис и розы не глядит,
И постоянно уст бутон закрыт...
Мать, не скупясь, из местностей окрестных
К Лейли красавиц собрала чудесных.
На луг пошла прекрасная Луна,
С цветами познакомилась она.
Хотела мать играть ее заставить,
Развлечь игрой и от скорбей избавить.
И девушки невинные пошли, -
Казалось, не касаются земли,
Там сняли с лиц они покров приличий
И скромности отбросили обычай.
На путь игры, веселья и забав
Их влек игривый, шаловливый нрав.
То песню звонко, сладкозвучно пели,
Сливая с соловьями голос в трели,
То в танцах изгибали стройный стан -
И кипарис стыдом был обуян.
Но не была Лейли веселью рада,
От этих игр в душе росла досада.
Весна и луг питали в ней тоску,
А розы делали сильней тоску.
Она хотела, от людей далеко,
Своей томиться скорбью одинокой.
Но девушки тревожили ее
И тем страданья множили ее.
Игра подруг бедняжку изнурила.
И вот она, хитря, заговорила:
"Подружки, почему мы все сидим,
Как это не наскучит вам самим?
Давайте-ка мы в поле погуляем.
Побегаем на воле, погуляем.
Передники надев, без дальних слов,
Пойдемте лучше наберем цветов.
Кто больше соберет, пускай гордятся
Ту наречем тогда цариц царицей".
И каждая пошла своим путем.
Все поле словно занялось огнем.
Лейли осталась без красавиц-лилии,
Глаза, как облака, все жемчуг лили.
Лейли скорбь свою облаку повторяет и тайну своей любви ему поверяет
И сетуя на горький свой недуг,
Лейли сказала облаку: "Мой друг,
Слезами ты вознесено высоко,
И все ж страдаешь ты не так жестоко.
Оставь же громы, молнии, дожди,
Не спорь со мной, несчастной, подожди.
Когда я утром горестно стенаю,
До неба вздохи огненно вздымаю
И проливаю жгучих слез ручьи, -
Взгляни на злоключения мои...
Когда воды в тебе на миг убудет,
Пусть это робости в тебе не будит, -
Из глаз моих ты слезы собери -
И морю их потоками дари!
Будь, облако, мне постоянно верным,
Исполни просьбу, другом будь примерным.
Лети скорей к Меджнуну в дальний край
И от меня Меджнуну передай:
"Любимый мой, моей души отрада,
Кому всегда больное сердце радо,
Я без тебя измучена тоской,
Не знаю, где мне обрести покой.
Ты посмотри, как я бледна, страдаю;
Кровавыми слезами я рыдаю ...
В душе моей и в теле силы нет.
Глаза не знают, что такое свет.
Душа моей души, очей стремленье,
Уже пришла пора для сожаленья.
