— Ты давай, сначала замуж выйди.
— Если я за него не выйду, он меня зарежет!
— Врешь, подруга. Сама аж пищишь от счастья, но врешь.
— Вру. — Призналась Кияшко. Я так подумала — подумала-подумала и решила: «Нахера мне эта независимость?»
Они рассмеялась. Уже не только, как подруги, но и, как сообщницы.
— Детей нарожаю. — Сказала Оля. — Он хочет троих. Кстати, он по профессии — юрист. А юрист в Грузии — очень уважаемый человек. И судя по тому, сколько он зарабатывает — он хороший юрист.
— Какая разница, — Диана внимательно посмотрела на подругу, — пусть он хоть отары пасет. Я тебя, дурища чертова, ни разу такой не видела. У тебя счастье из ушей лезет. Гиви из анекдота… Сама ты — из анекдота. Хватай тарелки и пошли в комнату, мужчины заждались.
Они выпили весь коньяк в доме и съели все, что было в холодильнике. Диана, правда, не пила, но тоже была весела и радостна. Водачкория оказался прекрасным рассказчиком, веселым интеллигентным парнем, а пел так, что заслушаешься. Кияшко смотрела на него влюбленными глупыми глазами и Диана не могла поверить в это превращение. Куда делись кияшкины грубоватая речь и ехидство? Милая, образованная девушка. Сама невинность. Костя уловил удивление Дианы и хитро подмигнул.
В прихожей они долго целовались и обнимались. Подвыпившие мужчины хлопали друг друга по плечам. Гиви своим громогласным голосом приглашал их в гости летом, а Кияшко щебетала, как канарейка. Диана, целуя Гиви в гладко выбритую щеку, шепнула ему на ухо, так чтобы Оля не слышала.
— Береги ее.
И услышала ответный шепот, причем совершенно трезвый, будто бы и не было выпито ничего.
— Не волнуйся. Спасибо вам.
— Ну, шельмец, — подумала Диана. — Обо всем догадался ведь.
Она расцеловала подругу. Дверь закрылась.
И внезапно стало тихо. Только лязгал старый лифт, увозя будущую чету Водачкория, вниз, в аэропорт, в Тбилиси — далекий и солнечный город.
Они с Костей остались вдвоем.
— Что я тебе говорил?
— Ты старый змей.
— Я мудрый. И именно я скормил яблоко твоей пра-пра-пра-бабушке.
Он обнял ее.
— А теперь пошли спать. Тебе уже час положено быть в постели, гулена.
— А убирать весь этот раскардаш?
— В постель. Я сам уберу.
— Тебе понравился Гиви?
— Мне симпатичны мужчины, способные настоять на своем. И способные плакать от неразделенной любви.
— От неразделенной? Да он — хитрюга!
— Значит, мне нравятся хитрюги.
— Потому что ты сам такой!
— Да. Я тоже такой.
— Но поешь фальшиво.
— Я, вижу, тебе тоже понравился Гиви.
— Я очень за нее рада. — У двери ванную она обернулась. — Ты знаешь, если бы он был хоть чуть-чуть другим, Оля так и осталась бы — одна.
— А зачем, по-твоему, в мире существует судьба? — спросил он серьезно.
Супруги Водачкория писали им часто, звали к себе, но Красновы так и не выбрались. Они перезванивались, обменивались фотографиями в конвертах, но повидаться им было не суждено. Диана направила несколько безответных писем и получила ответ от родителей Гиви.
Ни его самого, ни Оли, ни их близнецов — Артура и Давида, не было в живых. Во время боев в столице новой независимой Грузии, в окно их квартиры на проспекте Шота Руставели бросили ручную гранату. Шеварднадзе и Гамсахурдиа выясняли свои отношения, а гранату, почему-то, бросили именно в это окно.
Диана весь день проплакала, А Костя молчал, и курил сигарету за сигаретой.
Но тогда, в 1985-ом, до этого печального дня было еще так далеко. Они были молоды, счастливы и любимы. Сегодня. И кто знал, что завтра может быть не быть, а судьба не всегда бывает счастливой?
Костины приятели были удивительно разношерстной компанией. Наверное потому, что круг его знакомств не ограничивался студенческой, университетской братией, и сословной академической спеси он подвержен не был. Общался тесно он только с теми, с кем не был связан по работе, но не потому, что держал себя заносчиво с подчиненными, а вполне искренно полагал, что подобное положение вещей может повредить служебным отношениям.
Диана была с ним не согласна, но особо не настаивала. Ребята, работавшие в горкоме ей, в принципе, нравились, но виделись они только на протокольных мероприятиях. Костя называл это — держать дистанцию.
