Далее Люксембург поясняет, что иначе и быть не может, поскольку в капиталистическом классовом обществе не существует абстрактных «наций», отделенных от буржуазии с ее интересами, а национальная буржуазия гораздо охотнее подчинится господству империалистов, чем заключит союз с революционным рабочим классом:
«Конечно, во всех этих случаях такую реакционную политику в действительности проводили не „нации“, а лишь буржуазные и мелкобуржуазные классы, которые в острейшем противоречии с собственными пролетарскими массами превращают „право на национальное самоопределение“ в инструмент своей контрреволюционной классовой политики. Но — и туг мы подходим к самой сущности вопроса — именно в этом заключается утопический мелкобуржуазный характер этой националистической фразы, что она в суровой действительности классового общества, особенно во время предельно обострившихся противоречий, превращается просто в средство буржуазного классового господства. Большевики получили, нанеся огромный ущерб себе самим и революции, урок, что при господстве капитализма не может быть самоопределения „нации“, что в классовом обществе каждый класс нации стремится „самоопределиться“ по-своему, что для буржуазных классов интересы национальной свободы отодвигаются полностью на задний план интересами классового господства. Финская буржуазия и украинская мелкая буржуазия были целиком единодушны, предпочитая германский деспотизм национальной свободе, если последняя связана с опасностью большевизма» (там же, с. 319).
Более того, заблуждения большевиков в этом вопросе (хотя не следует забывать о том, что в большевистской партии были и такие, в частности Пятаков, кто полностью разделял точку зрения Люксембург) отзывались неблагоприятными последствиями на международной арене, поскольку лозунг «национального самоопределения» был взят на вооружение также Вудро Вильсоном и всеми прочими акулами империализма, которые использовали этот лозунг друг против друга в борьбе за территории. Вся история двадцатого века наглядно демонстрирует, с какой легкостью «права» наций становятся прикрытием империалистических устремлений великих держав и подражающих им более мелких государств.
Люксембург вовсе не игнорировала проблему национальных чувств; она исключала возможность насильственного «присоединения» пролетарским государством территорий других стран. Однако для нее было ясно, что любые уступки националистическим иллюзиям трудящихся этих стран способны лишь еще крепче привязать их к местным эксплуататорам. Пролетариат, завоевавший власть в какой-либо стране, может привлечь на свою сторону зарубежные народные массы только проведением курса на «самое тесное сплочение революционных сил», осуществлением «чисто интернациональной классовой политики», нацеленной на отрыв рабочих от местной буржуазии.
3. Что касается вопроса о демократии и диктатуре, позиция Люксембург глубоко противоречива. С одной стороны, она явно смешивает две разные вещи: демократию вообще и рабочую демократию, т. е. демократические формы, используемые в рамках и в интересах пролетарской диктатуры. Это наглядно демонстрирует решительная защита ею Учредительного собрания, распущенного Советской властью в 1918 г. в полном согласии с тем фактом, что само появление последней сделало старые буржуазно-демократические формы излишними. Однако Люксембург почему-то видит в роспуске Учредительного собрания угрозу для революции. Продолжая в том же духе, автор высказывает сомнения в том, что в целях исключения правящего класса из политической жизни «избирательное право» следует предоставлять не по месту жительства индивидуального гражданина, а по принципу принадлежности к трудовым коллективам (хотя в данном случае Люксембург была озабочена также тем, что в соответствии с этим принципом политического участия могут быть лишены безработные — перспективой, которая, конечно, не входила в намерения большевиков). Такого рода внеклассовые демократические предрассудки резко контрастируют с ее собственным тезисом о том, что «национальное самоопределение» не выражает ничего иного, как «самоопределение» буржуазии. А ведь это положение применимо также и к парламентским институтам, которые, несмотря на свою кажущуюся демократичность, выражают не «народные» интересы, а интересы капиталистического правящего класса.
