— Центральный! — запульсировал на панели световой сигнал.
— В первом, по боевой готовности два, первая боевая смена на вахту заступила, — монотонно забасил мичман в решетку микрофона. Отсек осмотрен. Замечаний нет. Глубина сто двадцать метров. Вахтенный — мичман Ксенженко.
— Есть первый! — вякнул «каштан» и сигнал погас.
— Ну что, Саня, настраивайся на обед, — грузно опустился в кресло старшина команды. — Борщ сегодня отменный, рекомендую.
— Успею, — махнул тот рукой. — Лучше послушай, какой я стих накропал. И раскрыв блокнот, мичман Порубов, так звали сослуживца Ксенженко, с чувством продекламировал:
Плетется лодка по заливу,
Уныло дизеля гремят,
И с рубки ржавой офицеры
Тоскливо на воду глядят.
В канадке подранной сигнальщик,
Ратьером что-то говорит,
На берег, где такой же мальчик,
На вахте «СНИСовской» сидит.
Чу?! Сопка снежная по курсу,
Ну а на ней застыл олень.
«Дай карабин! — орет вниз кэптэн,
— и „шила“ мне стакан налей»!
Минута, и оружье в рубке,
А к «шилу» каменный сухарь,
Глотнул наш кэп ректификату
И вскинул на руку винтарь.
Полыхнул выстрел, с сопки в воду,
Летит подстреленный олень,
А следом чукча, в нартах длинных,
На лодку он видать, смотрел.
«Центральный!! Срочно, погруженье!
Всем вниз!» — в момент задраен люк,
И лодка с хрюканьем и свистом,
В «тартары» провалилась вдруг.
Смотри на эту фотографию,
Она ведь к стиху моему,
И пой по чукче эпитафию,
Она теперь нужна ему!
— Ну как? — с надеждой уставился Порубов на старшину команды. — Пойдет?
— Ништяк, — рассмеялся тот. — Только вот где эта фотография? Не вижу.
— На базе осталась, — грустно вздохнул Порубов. — На ней мой «кэп» в рубке с карабином. Это когда я еще на «дизелях» служил, на ТОФе.
— И что, такое на самом деле было? — с сомнением взглянул на него Ксенженко.
— Ну да, — спрятал блокнот в карман Порубов. — Только чукча тогда не потонул, зацепился нартами за скалу у самой воды.
— Подвахтенным от мест отойти! Третьей боевой смене обедать! — бодро раздалось из «каштана».
— Ну, я почапал. — Порубов снял с кронштейна ПДУ.
— Давай, — согласно кивнул Ксенженко.
…В 23.00 ракетоносец подошел к Нордкапу и тишину отсеков разорвали колокола громкого боя.
— Говорит командир! — разнеслось по боевым постам. — Приступаем к прорыву рубежа противолодочной обороны. Все вспомогательные механизмы отключить, на лодке режим тишины!
Через мгновение затих шум корабельной вентиляции, вздохнули гидравликой переборочные клинкеты, и в наступившей тишине слышалось только тихое жужжание дросселей ламп освещения.
— Погружаемся на глубину двести метров! — последовала очередная команда. Ракетоносец едва ощутимо замедлил ход и с дифферентом на нос стал уходить в пучину. Десятки глаз напряженно следили за ожившими стрелками глубиномеров, отсчитывающими ее метры.
— Глубина двести метров! Осмотреться в отсеках! — мигнул рубиновым глазком «каштан».
Вскоре стали поступать доклады с боевых постов — все шло в нормальном режиме.
Впрочем, гидроакустики зафиксировали сигналы «квакеров», что было характерным для данного района плавания.
Эти необъяснимые по своей природе, отдаленно напоминающее кваканье лягушек гидроакустические сигналы фиксировались советскими подводными лодками еще с начала семидесятых годов. Поначалу считали, что их издают глубоководные буи натовской системы «Сосус» и пытались засечь координаты. Однако всякий раз сигналы возникали из ниоткуда, в самых неожиданных районах Атлантики, на различных глубинах и частотах. Главкомом ВМФ была создана специальная группа, вплотную занявшаяся этим явлением, однако с развалом СССР работы свернули и к ним больше не возвращались. Тем не менее, по существующим канонам, время и место контакта с «квакерами» были отмечены в вахтенном журнале. Такова особенность подводного плавания — все, что имеет отношение к походу, должно фиксироваться. Через несколько часов, благополучно миновав опасный район, крейсер вышел на первый сеанс связи. Предварительно, приказав всплыть на перископную глубину, Морев поднялся в затемненную боевую рубку и оглядел ночной горизонт. Через инфракрасную подсветку перископа он выглядел непривычно ярко и таинственно. Над безбрежной пустыней моря низко висели облака, сквозь которые изредка пробивался свет далеких звезд.
