Два памятника. Злата уже лет пятьдесят была живым символом. Один из молодых журналистов, с явными поэтическими наклонностями, как-то написал, что смерть - не старуха с косой в руках, безносый скелет, а немолодая рыжеволосая женщина в боевом скафандре с лучевым карабином Рагозина. Это удачное сравнение стоило Злате еще одной седой пряди надо лбом, и было первым из толчков, приведших ее сюда.
Злата не жалела, что у нее не было детей. Значительно труднее было бы вынести разрыв с другим, новым миром, если бы представителями этого мира являлись родные ей люди. А новый мир разрывал все связи решительно и неотвратимо. Он не отталкивал координатора службы ПН, ставшую его неотъемлемой частью, но Злата чувствовала, что она становится частью этого мира, отдельной от него, вещью в себе
Она еще могла бы принять превращение в старуху физически, дряхлость и бессилие, как у Вандочки и ее ветхой подружки. В конце концов, через очередной десяток лет это неминуемо, хотя ей до боли не хочется лишаться наслаждения жить в полную силу, не задумываясь о том, как это отразится на здоровье.
Но ей не давала покоя мысль, что вся эта жизнь в полную силу, все сто двенадцать лет боев, хитрых шахматных ходов, напряженного противостояния на чашах весов, стрелка которых при любых колебаниях смахивала тысячи человеческих жизней, не имела смысла.
Девятнадцатилетняя Злата, рванувшаяся в космос с непреклонным стремлением сделать его мирным и счастливым, не представляла, что семидесятивосьмилетняя Злата отправит двух мальчишек - изобретателей страшного оружия убирать то, что осталось от врагов, испытавших это оружие на себе, что стотридцатилетняя Злата придет сюда, в город своего детства, сжимая в кармане черное яйцо нуль-гранаты.
Она вынула гранату из кармана кожаного плаща и подкинула ее на ладони. Встряхнула головой, убирая с глаз тяжелую челку. С челки сорвались пышные хлопья снега, облепившего Злату за то время, пока она стояла неподвижно.
От девятнадцатилетней Златы ее отделял целый век. Век и еще двенадцать лет. И за этот век ничего не изменилось во Вселенной. Все так же смерть оставалась смертью, враг - врагом, и только сама Злата изменилась неузнаваемо.
Стотридцатилетняя Злата видела, что служба ПН - Переписи Населения уже давно стала самодостаточной, и весь остальной мир живет помимо их усилий, что враг не исчезает, а самосовершенствуется благодаря их совершенству, что все это замкнулось в бессмысленный круг. Она понимала, что это не конец, что люди все так же живут, любят, растят детей, а значит - мир продолжается. Но она выпала из этого мира и не видела смысла в дальнейшем барахтанье. Она не хотела быть старухой физически, но еще больше боялась настигавшей ее духовной старости, бессмысленности доживания. Она сейчас завидовала матери, ушедшей из этого мира внезапно, на бегу, не дожившей до такого.
Злата выдернула кольцо и нажала алую кнопку. Теперь у нее было четыре секунды. Она положила сверкающее колечко на угол постамента и отошла на полдюжины шагов, в последний раз оглядывая небо, заснеженные крыши, фонари и сугробы.
Яркая вспышка озарила бронзовую фигурку Дженни-кометы. В этом отсвете, казалось, ее улыбка превратилась из дерзкой в грустную. Послышался легкий хлопок устремившегося в пятиметровый кратер воздуха. Потом еще один. И еще. Вспышки постоянно меняли выражение лица бронзовой Дженни, и казалось, что она то плачет, то смеется, то грустит. В небе переливался новогодний фейерверк, отмечающий конец последнего дня века.
ЛЫЖНЯ С ЗАКАТА НА ВОСХОД. ГОД 2201
Снежную равнину пересекали следы зверей, с трех сторон горизонт ощетинился зубцами туманно синего леса, а с четвертой стороны садилось солнце цвета топленого молока с кровью.
Морозный воздух тоненько звенел, снег скрипел и повизгивал под лыжами, и кроме этих звуков, ничего не нарушало тишины, покрывавшей равнину таким же чистым и уютным одеялом, как и глубокий искристый снег. Так же, как и тишина, белизна снега нарушалась двумя точками: на полпути от заката к лесу стояло одинокое дерево, к которому приближалась маленькая фигурка лыжницы. Вот две точки совместились, и девушка стала под деревом, запрокинув голову к ветвям, бережно удерживающим на весу осыпавший их снег. Она подпрыгнула к нижней ветке, ударила по ней рукой, обрушив на себя мерцающий снежный поток, и засмеялась.
