Два мертвых грузовика с незакрашенной яркой рекламой на бортах и зажатый меж ними, окаменевший от страха мул. Он даже не дрожал, но все еще живыми были его налитые кровью глаза.
Лучано лежал в санях с отмороженными ногами. Я видел, как он приподнял голову, чтобы посмотреть – близко ли танк, и в тот же момент на него наехала стальная гора. В санях захрустели ящики, чемоданы, банки с португальскими рыбными консервами, пишущие машинки, фотоаппараты, телескопы и кости альпийцев. Из-под гусениц летели обрывки одежды, выпачканные кровью листы штабных документов.
Я, без сомнения, не вышел бы из той засады, если б не мой Ангел-хранитель. Так прозвал я серую немецкую ломовую лошадь. Она стояла среди ада, мяла копытами просыпанные на снег блестящие шоколадные монеты и, кажется, ждала меня. До этого я видел только лошадь торговца мороженым, что привозила тележку лакомства на нашу улочку, и никогда не ездил верхом.
Моя лошадь-ангел была без уздечки и седла, и людская рука, я уверен, никогда ее не касалась, она словно сошла с небес. Я поставил два ящика один на один и вскарабкался ей на спину. Лошадь сразу же понесла. Я охватывал ее шею, вцеплялся в гриву, но все равно елозил по всей спине и каждую минуту рисковал свалиться. Она провезла меня много километров, и я опять увидел человеческую змею, длинную и серую, уползавшую по снегам на запад. Ангел-хранитель мой замер, стоял вздрагивая, по нему струился холодный пот. Лошадь устала от человека и боялась его, она не могла близко подойти к нашей отступающей колонне, зная, что скоро опять появятся танки, опять будет стрельба и смерть. Я осторожно спрыгнул с нее, долго гладил и благодарил ее за спасение, а потом пустился догонять своих. Она, наверное, до сих пор стоит там, где я ее оставил… или улетела обратно на небо.
Бедный Эдженио… Теперь я пропаду для него, как и мой отец пропал для меня. Мне было четыре, отец ушел в окопы и появился лишь однажды, на Рождество. Спустя два года была победа и у многих отцы вернулись, а от моего пришло лишь письмо. Тогда я впервые услышал слово – Russia. Отец уплыл с экспедиционным корпусом в Odessa, уничтожать коммунистов. В письме он жаловался, что сыт по горло и скоро вернется домой. Отец вернулся, но редко рассказывал о войне в горах и о войне в Russia. Зато от него я узнал, что не он первым в нашем роду посетил ее. Его дед стоял под крепостью Sevastopol и вернулся с беспалой правой рукой. У него остался лишь корявый обрубок вместо большого пальца. Дед прихватывал ложку этим огрызком и шутил за обедом: «Спасибо «русской щедрости», она спасла мне жизнь». Так он называл картечь, что пометила ему руку и отправила домой. Счастливец… Мне же предстоит вернуться вовсе без пальцев, я их совсем не чувствую… генерал Moroz отгрыз их… Хотя кто сказал, что я вернусь?
Но и прадед не был первым гостем в Russia. Он рассказывал моему отцу о своем деде, который ушел на восток с армией Наполеона и не вернулся. Видно, и я повторю его судьбу. Объединенная Европа в четвертый раз пошла в поход на русскую берлогу… итог всегда одинаков…
Бедная Элиза… Бедный кроха Эдженио…
Командир танка, выделенного отделению Федора Безрученко, проводил инструктаж для пехотинцев:
– Значит, так. Слушать всем. Сержант, тебя тоже касается. На танк садятся максимум пять человек, поэтому первую пятерку посадишь к Терещенко, сам влезешь на мою броню с теми, кто останется. Сейчас – внимание! Когда движемся – сбоку от танка не прыгать. Машина будет маневрировать, уходить от снарядов. Бывали случаи, когда танковый десант попадал под гусеницы своих же танков. Так что смотрите: спрыгивать только позади танка. Прячьтесь за башней. Когда подъедем к окопам, десантируйтесь прямо им на головы да берегите свои. Сержант, рассаживай людей.
Федор, держась за железную скобу, приваренную к броне танка, глядел по сторонам. За их взводом показались другие взводы и роты. Танки ползли по степи, выплывая из-за проволочных сетей. Поле покрылось разрывами – немец начал пристрелку. Люк на башне откинулся, из него показалась голова командира.
