Лето летающих - страница 12

— Этот змей? Человека? Настоящего?..

— Этот должен деревянного. — В руках у Кости появился листок с цифрами, написанными не его рукой. — Но если он его поднимет, то для постройки человеческого змея мы смерим площадь жёлтого змея и вес этой вот фигурки. Разделим площадь на вес…

Какой самоуверенный тон! И вообще эта люлька, человечек, цифры, сделанные, выструганные, написанные без меня…

— А почему не вес разделить на площадь? — вызывающе, лишь только чтоб возразить, спросил я.

— Ты думаешь, что лучше вес на площадь?

И доверчивый Костя, насупившись, устремив взгляд на змея, хотел погрузиться в долгое раздумье, но я уже не сердился на него.

— Там видно будет, — примирительно сказал я. — Лишь бы он полетел в таком виде. С фигуркой…

И что же: в т а к о м виде жёлтый змей полетел. Мы сидели на дворе у Небратовых на любимом месте — на брёвнах. Змей был запущен на улице, для безопасности «переведён» — перекидкой нити через ворота — во двор, и теперь он, чуть пошевеливая хвостом, стоял высоко, почти на всём мотке, дожидаясь, требуя, — как всегда змеи требуют, — когда ему отдадут оставшуюся нитку.

Впрочем, на этот раз требовал не змей, а капитан — капитан воздушного корабля. Деревянного пассажира, вырезанного столяром, мы переименовали в капитана, а по родству с Графином Стаканычем назвали Стаканчиком.

…Сначала мы увидели, вернее — увидели-почувствовали, как храбрый Стаканчик, ухватившись за борт картонной люльки, бесстрашно оглядывает голубой простор; затем люлька вдруг превращается в настоящий капитанский мостик, и не две, а теперь четыре руки — мои и Костины — держатся за поручни мостика. Костька иногда форсит: снимает свои руки с поручней, как это делают ловкачи, навострившиеся в езде на велосипеде. Голубое и бескрайнее расстилается перед нами, над нами… Одно плохо: сзади, за спиной, огромный, мощный парус змея загораживает часть горизонта, землю…

— Надо сделать окошко, — говорит Костя, говорит не то здесь, на брёвнах, не то там, наверху, на капитанском мостике…

И верно: тотчас в жёлтом полотнище змея прорезывается окошко, через которое теперь уже положительно всё обозревается и на небе и на земле. Больше того, в неизвестно откуда появившуюся подзорную трубу виден и крохотный Графин Стаканыч около тяжёлой лебёдки. Вертя лебёдку, он распускает и распускает нитку… Нет, братцы, это не нитка. Какая уж там нитка! Это даже не легендарный десятерик: это (предел толщины!) верёвка, на которой вешают сушить бельё. Да, да, вот какая… Графин Стаканыч распускает верёвку всё дальше и дальше, а нам с Костей становится всё необыкновенней, всё голубее, всё выше…

Но вдруг какая-то хвостатая тень — справа, близко…

Мечты тотчас отлетают, и мы с Костей оказываемся на брёвнах, на небратовском дворе. И видим: какие-то злодеи со стороны улицы, за забором, выпустили змея-колдуна… Мы знаем, что это такое. Называется он почему-то «колдун» (а его перекидки в воздухе — «колдованием»), а на самом деле это змей-хромоножка, змей-бандит. С перекошенным и укороченным хвостом, он не летит прямо и плавно, как всякий честный змей, а, косо взлетев, начинает, будто припадая на одну ногу, перекидываться. А это его хозяевам только и надо…

Так и тут. Почуяв беду, мы с Костей в четыре руки начинаем собирать, мотать нитку. Но уже поздно, поздно… Буро-серый, из селёдочной бумаги бандит перекидывается через наш четверик и схватывает его…

Мы сматываем ещё быстрее. Змея теперь нам, уж конечно, не видать, но хотя бы ниток побольше вытянуть, побольше спасти…

Раскрасневшийся, начавший, как всегда в минуты волнения, косить глазами, Константин сопит около меня. Широкими «саженками» хватает он нитку, вытягивает её из лап буро-серого.

Наш «опытный» жалобно и потерянно виляет хвостом, словно понимая, что его похищают, что теперь у него будет новый хозяин… А как там бесстрашный капитан Стаканчик? В лапы к пиратам! Нет, он выпрыгнет, обязательно выпрыгнет из своей картонной люльки: лучше, пролетев голубую бездну, угодить в какую-нибудь печную трубу, чем достаться этим негодяям…

Негодяи меж тем, быстро собрав нитку от своего «колдуна», притягивают и наш четверик. Мы сразу чувствуем это: четверик больше не идёт. Костя, сопя, кося, дёргает, тянет…