Игорь вышел от Яблочкиной с таким чувством, что там в райкоме с него сняли непосильный груз. На душе вдруг стало легко и беззаботно. Отныне он мог считать свое решение остаться в Больших Пустошах пусть не осознанным, но все же глубоко идейным поступком. Теперь он знает, за что биться. За то, чтобы все ребята вступили в колхоз. Идейно? Да! Сознательно? Безусловно!
Наталия Захаровна встретила сына настороженно. Ох, что-то веселый вернулся из города Игорь. Иная веселость от удали, а удаль от большого горя. Смотри, мать, как бы это не обернулось еще какой-нибудь бедой. Но спросила спокойно:
— Был у Яблочкиной?
— Все в порядке.
— Простила?
— А я и виноватым не был.
После обеда Игорь пошел к парому. С утра и днем, когда он переправлялся через реку, там был старик Ферапонт, значит, теперь вот-вот должен заступить Андрей. Пожалуй, с Кочергина и начнет. А может, лучше с Нинки Богдановой? Подпишет заявление о вступлении в колхоз она, подпишет за ней и Андрей. Но он слишком уважал друга да и верил в него, чтобы пойти на эту маленькую хитрость. Старый друг не подведет! А вот после можно будет и на птицеферму к Богдановой.
Игорь встретил Андрея на улице.
— Ты что не в поле? — удивился Кочергин.
— Был по срочному делу в райкоме комсомола. — Но зная, что Андрюшка не любит недомолвок, прибавил: — Смотри… — и достал из кармана заявление в правление колхоза. — Согласен?
Андрей прочитал и не раздумывая ответил:
— А что ж, правильно! Раз остались в Больших Пустошах, надо в колхоз вступать. — И поставил размашистую подпись. — А теперь к кому?
— К Нине! Как, думаешь, она?
— Сомневаешься?
— Да нет, а все-таки, может, пойдешь со мной?
Андрей взглянул на часы.
— А что же, пожалуй, успею. До смены еще полчаса. — И повернул к птицеферме.
Они шли задами Больших Пустошей, напрямик к птицеферме, и еще издали увидели за проволочной сеткой на птичьем выгоне Богданову. На выгоне, казалось, выпал снег — все было белым-бело от кипенных цыплят. Но зайти за проволочную сетку Игорь и Андрей не решались… Боялись петушков. Больно крупные.
— Ни-на! Ни-на! — крикнули в один голос.
Она обернулась, увидела их и рассмеялась.
— Проходите, ребята.
— Нет, уж ты лучше выйди…
— Боитесь?
— Петухи-то инкубаторные.
— При мне не тронут.
— Нет, уж лучше выйди, — сказал Игорь. — Так вернее.
Нина Богданова вышла из цыплячьего выгона, и втроем они присели у обочины дороги. Она не спеша и обстоятельно прочитала заявление.
— Согласна? — спросил Андрей.
— И ты еще спрашиваешь! Да ведь это очень здорово! Ты сам подумай. Хотя я только цыплятница, но не могу же я спокойно смотреть, как на птицеферме нарушают режим кормления. А мне говорят — не лезь, не твое дело. А теперь я скажу: как не мое, раз я такая же, как и все, колхозница.
Все шло как нельзя лучше. Если так же быстро дадут свое согласие Володька Рюмахин и Илька Поляков, то к завтрашнему дню, Игорь не сомневался, инициативная группа будет создана. О, тогда он докажет, на что способен. Тогда он позвонит Яблочкиной — приезжайте, Вера Викентьевна, все в порядке! Он даже мог бы позвонить ей в этот вечер. Рюмахин и Поляков дали свое согласие. Но сначала он зайдет в правление и скажет Русакову. Вот удивится, когда узнает. Разбушуется? Ну и пусть! А не принять в колхоз не сможет.
Совсем близко от колхозной конторы его нагнала Татьянка, и уже у самого крыльца они встретили Даньку Тесова. Так, втроем, и вошли в председательский кабинет. Данька с порога сказал:
— Иван Трофимович, вы как хотите, а возить зеленку не буду — не под силу мне это дело…
— А что тебе под силу, за столом сидеть?
— Тоже не буду…
— А если подпаском? Только на отгонном пастбище.
— На отгонное не пойду, оттуда до клуба — километров десять. Выходит, что ни вечер — двадцать километров. И танцевать не захочется…
— Ну, а если овец пасти? Совсем близко от Пустошей.
— Это другое дело. Не то что отгонное. А у меня культурные запросы…
Когда Данька Тесов ушел, Татьянка спросила:
— Вы меня вызывали, Иван Трофимович?
— Хочу поговорить с тобой, Орешина. И комсорг тут, кстати. Как осваиваешь работу? Трудно, наверное, бидоны ворочать?
