Maledizione![7] Ей бы радоваться: ведь предстоящая свадьба Ника заставила всю толпу тетушек и кузин Фрэнки ринуться к ней за новыми шляпками. Но у этого обстоятельства была не только положительная сторона.
Фрэнки вышла из двери мастерской с улыбкой, в которой было гораздо меньше приветливости, чем обычно, но при первом же взгляде на посетителя эта натянутая улыбка уступила место выражению безграничного удивления.
В магазине стоял Эрик — в белой трикотажной рубашке и старой красной куртке, украшенной спереди нашивкой в виде футбольного мяча. Выцветшие джинсы плотно облегали его бедра. В руках он держал огромную плетеную корзину, с какими ездят на пикники.
— Доброе утро, Фрэнки. — Он улыбнулся ей своей широкой, неотразимой улыбкой. — Вы уже позавтракали?
— Я… вообще‑то… — Она еще не завтракала. — Нет.
Уже вторую ночь подряд она засыпала лишь под утро и не слышала звонка будильника. Приехав с опозданием в мастерскую, она лихорадочно взялась за работу, чтобы закончить два заказа, которые предстояло выдать клиенткам этим утром, и не успела выпить даже чашку растворимого кофе.
— Именно так я и подумал. Ну вот, подоспела помощь, так что посторонитесь. Мне самому пришлось еще до рассвета быть в доках, и я подумал, что мы можем заодно и позавтракать вместе.
Говоря это, он пересек магазин и прошел за прилавок, неся перед собой корзину. Миновал застывшую словно в трансе Фрэнки и направился прямо в рабочую комнату.
Она следила за ним, не отрывая глаз, а он одним взмахом развернул белоснежную скатерть и застелил ею свободную часть стола. Быстрыми, отработанными движениями он вынул большие белые салфетки, две фарфоровые тарелки, приборы и два изящных бокала на ножках, которые он наполнил соком из одного из серебряных графинов, оказавшихся в корзине. Еще там были две огромные кофейные кружки и несколько дымящихся судков с едой, от аромата которой текли слюнки, а также бумажные пакетики с печеньем, булочками и хлебом.
— Тащи пару стульев, женщина, и садись за стол, — приказал он. — Пока не остыло.
Еще не придя в себя, она повиновалась.
— Так, начнем с фруктов. Ягодный салат с этим вот кремом. И круассаны… отлично, они еще теплые. — Он щедро намазал два сливочным маслом, один вручил ей, а другой взял себе.
Казалось, Эрик только что вышел из‑под душа, он был бодрым, невероятно красивым и чрезвычайно довольным произведенным им эффектом.
Она ощущала себя застигнутой врасплох и медленно соображающей от недосыпания. А тут еще вспомнила, что весь ее утренний макияж ограничился парой мазков губной помадой и торопливым подведением глаз, которые никак не хотели открываться, как следует. В качестве завершающего штриха она один раз прошлась щеткой по высохшим после душа волосам.
Проклятье! Если бы она знала, то надела бы кремовую шелковую блузку вместо этой тенниски из хлопка. На ногах у нее были старые разношенные и потому исключительно удобные туфли, хотя она могла бы надеть свои модные черные без каблуков. Внезапно она ощутила прилив раздражения и досады: он‑то наверняка спокойно проспал всю ночь, пока она металась, крутилась и переживала.
Из‑за него, между прочим.
Поэтому она спросила довольно язвительным тоном:
— Открываете новое дело, Эрик? Типа «Горячие завтраки на дом»?
И сразу же пожалела о своих словах, потому что радость у него на лице померкла и оно приняло несколько неуверенное выражение.
— Я подумал, что вам приходится столько работать и, наверно, у вас нет времени на завтрак по утрам. Это вышло чисто спонтанно. Надеюсь, вы ничего не имеете против?
— Да нет. — Это прозвучало ворчливо, и ей стало неловко за себя. — Я совершенно ничего не имею против. Просто это так… неожиданно — завтрак в виде пикника. И очень романтично.
Она отпила немного охлажденного сока и откусила кусочек круассана, привыкая к мысли о том, что он сидит за столом напротив нее. Если не очень задумываться, то все это просто весьма приятно.
Ну же, Фрэнки. От этого с ума можно сойти. Никогда еще ни один мужчина так не хлопотал ради нее.
— Изумительно вкусно! — Она улыбнулась ему глазами и губами. — Спасибо, Эрик. За то, что делаете это ради меня.
