— Неприступной?
Уж больно я разболтался, подумал Льюк. Хорошо бы заткнуться прямо сейчас, но девица вперила в меня такой испытующий взгляд, что я, видимо, буду тарахтеть, как магнитофон, у которого отказала кнопка «стоп».
— Черил изображала из себя снежную королеву: не желала встречаться с местными парнями, говорила, что ей нравятся опытные, элегантные мужчины. В школе не отвечала мне даже на вопрос «который час?», а потом вообще уехала в Даллас. Я не видел ее семь лет, и вдруг — как гром среди ясного неба — она позвонила мне и сказала, что все это время меня помнила, что нам нужно встретиться. Ну, одно свиданье, потом другое, и вот, нежданно‑негаданно, через пару месяцев свадьба. — Льюк криво усмехнулся. — Ну, ясное дело, еще два месяца — и мы разошлись.
— Боже, какой ужас! — воскликнула Джози.
— Через какое‑то время, — продолжал Льюк, — я понял, что самолюбие мое страдало гораздо больше, чем сердце. Как бы там ни было, этот опыт напрочь отбил у меня охоту к семейной жизни. — Льюк тряхнул головой. — Я отслужил свой срок женатика и не намерен снова лезть в кандалы.
Странно, но разговор все время соскальзывает на брачную тему, удивился Льюк. Он растерянно провел рукой по волосам и снова нахмурился. Видимо, виной тому повышенный интерес барышни к чужим делам. Это вскружило мне голову: я рассказываю свою дурацкую жизнь, как волшебную сказку.
Эта мысль его разозлила, и он вертанул руль гораздо резче, чем было нужно, чтобы обогнуть рытвину. Джози подпрыгнула на своем месте, потом упала на него, и от прикосновения ее рук Льюка кинуло в жар.
Поднявшись на вершину холма, он увидел вдали стадо коров и вздохнул с облегчением: можно наконец прекратить рискованную беседу и вырваться из слишком тесной кабины.
— В этом стаде есть телочка, поранившая ногу, — сказал Льюк, — мне нужно ее осмотреть. — Он выключил зажигание и распахнул свою дверцу. — Я дам им сена, осмотрю теленка и вернусь. Это недолго.
— Я пойду с вами. — Джози выскочила из пикапа, прежде чем он успел возразить. С десяток бело‑коричневых коров направились к ним, жалобно мыча. — Смотрите, как они рады вас видеть, — заметила Джози.
— Дело не в радости, — сказал Льюк, — я привез сено, это их ланч. — Забравшись в кузов, он скинул коровам одну охапку сена. Сгрудившись вокруг нее, коровы принялись с аппетитом жевать сено, равнодушно поглядывая на парня и девушку.
— И это все? Больше вы им ничего не дадите?
Льюк взглянул на животных: они являли собой картину высшего блаженства. Брови его удивленно взлетели вверх:
— А что еще я должен им дать?
— Ну, мало ли что… какие‑нибудь лепешки.
— Не знаю, как выразиться поделикатнее, Джози, но… то, что зовется лепешками, коровы не потребляют, а… так сказать, производят. — Взглянув на землю, он улыбнулся еще шире. — Берегитесь, чтобы по неосторожности не наступить на этот продукт.
И закинув голову назад, Льюк разразился громовым хохотом. К его удивлению, Джози тоже смеялась, да так, что слезы выступили на глазах.
Матерь Божья, подумал он, как она хороша! Он глядел на нее, не отрываясь. А какой смех! Ничего приятнее он в жизни не слышал: заразительный смех человека, любящего жизнь. Льюк и Джози долго смеялись вместе, потом наконец она перевела дух, вытерла слезы и улыбнулась ему.
— Теперь вы будете думать, что я в животноводстве полнейший профан, — расстроилась Джози.
Однако Льюк думал совсем не об этом; он изо всех сил старался побороть одно желание — схватить ее в объятья, прижать к себе и поцеловать. С большим трудом взяв себя в руки, ковбой все же не смог стереть улыбку со своего лица. К тому же ему хотелось подразнить ее еще.
— Ну, что я буду думать, зависит от…
— От чего?
— Мало ли от чего, может, вы ожидали, что коровьи лепешки сервируют с овечьей баландой. Или нет?
Последовал новый приступ смеха; Джози прислонилась к парню и хохотала до тех пор, пока колени не начали подгибаться от слабости. Его рука как‑то сама собой обвила ее плечи, и, когда, отсмеявшись, они взглянули друг на друга, оказалось, что они тесно прижаты друг к другу. Льюк чувствовал тепло ее тела, аромат духов. Он даже видел темные лучики, исходящие из зрачков ее глаз.