— Говорят, от сглазу, — неуверенно объяснил Илья.
— Ну, а зачем храмы обязательно на пригорках ставить? Чтоб на салазках кататься? — иронически вопрошал верзила. — Вообще, все эти затеи настолько простодушны, что мыслящему человеку… — Он махнул рукой и сплюнул: — Может, наша Книга — для начальных классов?
Тем временем они спустились в подвальные помещения и зашли в тесно заставленную ящиками и мешками кладовку, где на горячих трубах были навалены бушлаты, а на них сладко спал замызганный мужик.
— Какой-то запах тут, — пробормотал Илья.
— Да это у нас… — Евпатий быстро взглянул на Илью. — Сушилка для грибов.
Он подошел к мужику и легонько подергал его за кольцо в ноздре. Мужик испуганно вскочил, тараща глаза.
— Что же вы, — укоризненно сказал Евпатий. — Разве так можно, веслами об лед! Пересушатся ведь.
Он заботливо оттащил несколько мешков подальше от труб.
— Вот ведь весь труд так насмарку, Илья Борисович. Ничего же нельзя доверить никому. Оглоблей бы огреть, да ладно… Идемте, идемте, не вдыхайте глубоко.
Мужик, сокрушаясь, что-то жалобно мычал вслед.
— Это кто же был — школьный сторож? — спросил Илья, когда они топали дальше по гулкому бетонному тоннелю.
— A-а, да нет, это как раз наш учитель языка. Хворает он, варенья перебрал, — Евпатий выразительно щелкнул по кадыку. — Событие же отмечалось — Сретенье Успенья, помните, еще тогда подтаяло маленько…
— Да это когда было-то!
— Вот, с тех пор… Здесь держим, настоями отпаиваем. Так-то он тихий, а бывает — кидается. Зеленоватых песцов, говорит, видит — как идут они у него по завязанному рукаву, помахивая хоботами…
Евпатий вздохнул и процитировал Илье из какой-то стародавней летописи: «Учителя пили дико и свирепо, и забывали подтяжки в публичных домах».
Осмотр компьютера, или, говоря по-книжному, индрика занял у них не много времени.
Стоял тот посреди просторного каменного мешка и был очень внушительный, на колесах. Индикаторы мигали, шкалы там разные светились неугасимо, рычаги торчали.
Илья обошел его кругом, потрогал фанерные борта, постукал валенком в тугие скаты. Тумблеры, панели — все было выпилено, как надо.
— Он самый, — с уважением констатировал Илья. — Вылитый индрик.
— Смастырено на совесть, — подтвердил Евпатий. — Теперь бы узнать, куда чего совать и на что нажимать… Научиться бы!
— Постепенно, шаг за шагом, обязательно все узнаете, — успокоил Илья. — Всему свое время под снегом.
«Как бы не оставили меня здесь, в подвале, — подумал он опасливо, вспоминая жалобное мычанье учителя словесности, — а то прикуют за ногу к компьютеру и вынудят ходить по кругу, налегая впалой грудью на рычаг, и таким образом приносить пользу, что-нибудь молоть, грибы ихние, например…»
Но Евпатий вдруг почтительно осведомился, завтракал ли носитель знаний, отец учитель, и, узнав, что завтракал, но давно, предложил немедля отправиться в трапезную («Такой строганинки с душком в другой школе вы не отведаете!»), а то ведь сегодня их ждут еще нелегкие испытания — прогулка в Лес, и надо подзаправиться перед дальним походом.
8
Усталый (объевшийся!), но довольный, выполз Илья из трапезной, вытряхнул кости из рукава и, мурлыча:
«Ты нас трапезой насыщаешь
И нам в Сионе зиждешь град»,
неспешно двинулся по коридору в направлении учительской.
И пища оказалось обильной и вкусной, и застольная беседа тонкой и приятной: мягко спорили, когда организму полезнее молиться — перед едой или сразу же после (сошлись на том, что главное — не мешать железными налокотниками ближним и тщательно пережевывать для пущего пищеварения).
За окнами мело. В коридоре было тихо и пустынно. Навстречу попался только все тот же отшельничающий, наверняка отлынивающий от занятий мальчик, активно зато ковырявший в носу.
— Не ковыряй в носу! — размягченно попросил Илья. — Пожалуйста!
— А он чистый! — пробормотало дитя. — Там нет ничего. Это у меня манера мыслить, задумываться…
В учительской директор Иван Лукич в фиолетовой скуфейке, стоя за трибункой в красном углу, проводил ежедневную проповедь. Учителя — в основном пожилые тетки в телогрейках и шерстяных платках, хмуро сидели на лавках, уронив натруженные руки с грубыми, почерневшими, потрескавшимися от проверок тетрадей пальцами.
