Они обошли покрытый льдом и занесенный снегом фонтан, в центре которого возвышалась высеченная из цельного песцового бивня фигура писающего Патриарха. Задрав, как для пляса на Троицу, на камланье, малицу и ризы, он мочился на какой-то обрывок электропровода. Так, во всяком случае, показалось Илье — ну, вестимо, всякие там аллегории и экивоки!
Но мальчик, хихикая, объяснил, что все гораздо проще — это старикашка Патрик мощной своей, живительной, очищающей (проходили же!) струей побивает всем известного горбоносого аспида, извивающегося у его лыж.
— Писанье, — бойко заявил мальчик. — Оно же, по догадке юдаиков, Писание, сутра уж не помню какая, стих номер такой-то… «А ссуть оне во снег». А вот мы и пришли, отец учитель, вам туда, в учительскую, только там нет никого, они все на молитве сейчас, потом позовут пороть с поученьицем, ну я пошел.
И он ускакал по коридору.
В пустой холодной учительской Илья бросил свой тулуп в угол, порылся в шкафу и разыскал журнал десятого «В». Журнал бывал в переделках! Обтрепанная обложка со следами не раз ставленной сковороды, выпадающие листы, разрисованные рожицами с рожками, кроме того, его, видимо, скручивали в трубку, озирая горизонт.
Посреди учительской лежало толстое длинное бревно, к нему с обеих сторон были прислонены широкие наклонные доски. На досках этих, укрывшись телогрейками, обычно спали учителя на ночных дежурствах. Называлось сооружение — «самолет».
Илья присел на бревно и полистал журнал: физика, ботаника, прыжки через нарты, Закон Божий, химия (лист какой обгорелый — «…и яко же лед обратить в злато…»), история Патриархии, метание топора, математика…
Ну что ж, пора было идти на съеденье. Он еще раз осмотрел себя, поправил воротник свитера, подтянул белые шелковые чулки, отряхнул сюртук и вышел в коридор.
6
По коридору бегали, прыгали, ходили на головах, а может, и летали невысоко. Как обычно. Илья шел, лавируя. Продираясь. Классный журнал он нес, выставив перед собой, как икону, чтобы еще издали могли увидеть: «Учитель идет, раз-зойдись!» (В смысле: пропусти-ите убогого!)
Но по засевшей в мозжечке школьной привычке он все ждал, что вот-вот кто-нибудь с уханьем прыгнет сзади на загривок и придется, кряхтя, бросать его через плечо, а потом треснуть по голове (журналом!) и убегать… Скользя валенками по паркету. Да, школьная перемена не претерпевает перемен, скажем так.
Илья прошел мимо молельной комнаты — там шло бдение, из-за высоких мозаичных дверей доносилось стройное бубненье православных мантр, шерстяной шорох свитка с «Толкованиями» и периодическое постукиванье лбами то в пол, то в коврики. Далее он заглянул в трапезную, куда как раз вносили с улицы большой короб, полный собранных Х-ради кусочков. Дежурные служки, гремя кружками, разливали из бадьи снежевичный кисель, пробивали гвоздем дырки в банках сгущенки и расставляли кушанья на столах.
Миновав светлую рекреацию с цветущими в горшках лишайниками и аквариумом, в котором ручной песец, шевеля щеками, забавно лущил шишку, Илья подошел к толстой железной двери с табличкой — 10 «В».
Рядом, примостившись с ногами на гладком мраморном подоконнике, сидел уже знакомый мальчик.
— Слезь с подоконника, — строго сказал Илья.
— А он чистый, — ухмыльнулся мальчуган. — С тех самых пор, как на дворе был воздвигнут новый заветный сортир, у нас куда попало не вляпаешься!
Илья вздохнул, взялся за массивную ручку в виде Вульвы-страдалицы, держащей в зубах кольцо, потянул — дверь открылась, и он вошел в класс.
Никто, конечно, при этом не встал, никого там еще не было. Влетят по звонку, а то и после — рельса нонче не услышали, суставы опухли, сани опрокинулись, десны кровоточат, вожак захромал, а вы оценки нам в журнал будете ставить или понарошку?..
Печь в классе, видимо, с утра топили, было тепло, уютно. Илью даже слегка разморило, с умилением вспомнилось: «Взять цибик «красного песца» и жменю «зеленого дракона», смешать постепенно на медленном огне, три раза прочитать «сгинь отченаше» и намазать этим стул учителя — тут ему и конец, а кто слушал — молодец». Сладко позевывая, Илья принялся готовиться к уроку. Прежде всего принадлежности. Вот они. Наличествуют. Верный белый мел и старая добрая мокрая тряпка. Сколько зим!..
