— Такое не может продолжаться долго,— угрюмо сказала Элен Камара в один отнюдь не прекрасный день, когда на ее глазах на береговой линии болот выткался из сумрачного серого воздуха очередной экспериментальный блок Элькана, внутри которого на этот раз находились птицы. Опыты с перебросками живой плоти шли вовсю...— Я не понимаю, о чем думают эти местные... Мне совершенно неясна их логика. Это уже не привело ни к чему хорошему, а дальше будет только хуже.
— А я полагаю, что нам нужно взять одну из гравиплатформ и двигать к шлюзу, который выведет нас в открытый космос, а там как бог даст, и на все воля его... бу-бу-бу...
Так как нанотехнолог Хансен пробубнил эту фразу в который уж раз, француженка даже не стала делать вид, что прислушалась к его словам, а просто развернулась и досадливо махнула рукой. Однако случившийся тут поблизости капитан Епанчин сказал, обращаясь к обоим собеседникам:
— А что тут думать? Профессор Крейцер, как обычно, увлечен экспериментом и ничего вокруг себя не видит. Даже того, что Акил уже владеет мощным оружием, которым он всех пугал. И применяет его направо-налево! Образ мысли Леннара для меня вообще загадка. Хладнокровно погубил дело всей своей жизни, сделал сардонаров во много раз сильнее и опаснее, и хоть бы хны!.. А ведь Академия столько воевала с этой сектой.
— Сардонары убили стольких наших!..— сказала Камара.— И добьют оставшихся, если мы не предпримем решительных шагов.
— А я полагаю, что нам нужно взять одну из гравиплатформ...— завел свою шарманку Хансен.
От него отмахнулись как от чего-то докучливого и бесполезного. Элен Камара, которая явно начинала закипать, бросила:
— Сардонары — это даже не люди, а кровожадные и бесполезные твари. Вроде пиявок. И смотреть на них надо как на пиявок: присосалась — оторвал и выбросил!
— Я сам видел, как на Большом гликко убивали наших,— вмешался Константин.— К слову, я тоже был сардонаром. Так что не надо, Камара, рассуждать о пиявках. Кстати, внутри меня существо, чем-то эту пиявку напоминающее. Так что я должен быть особо вами любим.
— Ну с тобой мы отдельно разберемся...— прошипела та.
— Никакой в тебе терпимости и политкорректности,— ввязался в разговор Абу-Керим, молчаливо сидевший у окна «казармы» и наблюдавший за тем, как экспериментальный блок Элькана исчезает с берега, чтобы проявиться в ста метрах от исходного места переброски, на крыше древнего медицинского комплекса.— Вот видите, Камара, как вы заговорили, как только оторвались от рафинированной европейской жизни. А я предупреждал!
— Пророк, б..., — буркнул капитан Епанчин, отвернувшись к стене.
Элен Камара задернула окно ею же смастеренной занавеской и сказала:
— Каждый вечер думаю, доживу ли до завтрашнего утра.
— А ты не думай. Женщинам вредно,— буркнул кто-то.
— А вот подумать не мешало бы...
— Да что тут думать? — подключился к разговору еще кто-то из лежавших у дальней стены.— Мы заложники ситуации. Мы живы, потому что сидим в лагере, а его пока что не трогают по договору. Если бежать — далеко не убежишь...
— Да вы заткнетесь? Спать мешаете...
Подобный вялый обмен репликами, впрочем, продолжался еще часа два. Неизвестно, до чего договорились бы земляне, расположившиеся на ночь в одной секции свежеиспеченного жилого блока. Но в недружелюбный их разговор вплелся чей-то дикий крик, и только Гамов со своим острым гареггинским чутьем распознал в этом крике голос трактирщика Снорка. Последний, с тех пор как стал «доверенным лицом» Леннара, целыми днями ошивался по окрестностям и разговаривал многозначительными намеками: дескать, в новом миропорядке будет у него свое особое место. Потому как сам Леннар, о!.. На глазах у самого Акила, о!.. Ну и так далее. За эти несколько дней Снорк потерял не только стыд, но и страх, потому как шляться в лагере и его окрестностях было куда как небезопасно. Причин масса: модуль сардонаров, внутренние разборки землян, рискованные опыты Элькана, гигантские особи гареггов, время от времени напоминающие о своем существовании, ну и «дикие» гареггины — всего в изобилии...
