После окончания школы я решил поступать на исторический факультет Ленинградского университета. Можно было использовать спортивный блат, но тогда предстояло бы перейти из родного «Зенита» в общество «Буревестник». Предательство и олимпийские идеалы – вещи несовместимые! И тут сказалось освобождение от выпускных экзаменов в школе. К «университетам» я готовился довольно размягченно, читал учебники, сидя на скамейке в Летнем саду. В итоге пролетел по баллам. Меня зачислили на вечернее отделение, а отец сказал: «Вот и отлично! Пора начинать трудовую жизнь!» И отвел к себе в секретный институт, куда меня взяли учеником слесаря.
Три месяца я драил напильником металлические кубики. Великий тренер Алексеев приезжал к родителям спасать олимпийскую надежду, и скоро меня оформили на Государственный оптико-механический завод такелажником третьего разряда. Эта комбинация называется подвеской: я тренируюсь, бегаю, прыгаю в высоту с разбега за маленькие, но деньги.
Мне это очень нравилось. Но именно так начинается профессиональный спорт.
Стоит вспомнить, как была устроена спортивная жизнь в Советском Союзе. Она протекала в клубах. Были армейские клубы, всякие СКА, ЦСКА. Был клуб правоохранительных органов «Динамо». Остальные клубы пестовались профсоюзами. «Спартак», например, это профсоюз торговых работников. «Буревестник» – студенты. А «Зенит», за который выступал я, – спортклуб предприятий оборонной промышленности. И перейти из одного клуба в другой было очень даже непросто…
Весной 1968 года семнадцатилетним первокурсником я выиграл на матче университетских команд у Юрия Тармака, который через четыре года выиграет Олимпиаду в Мюнхене, и у Виктора Большова. Он за восемь лет до матча занял четвертое место на Олимпиаде в Риме. Мой результат – 2 м 10 см – лучший результат среди молодежи в Европе по прыжкам в высоту. В конце года нашел финский каталог. Мой результат – 74-й в мире в этом сезоне среди взрослых. Первый у Дика Фосбери, чемпиона Мехико, 2 м 24 см. Нет никаких сомнений: великое олимпийское будущее ждет меня впереди.
Нет смысла перечислять бесконечные перелеты из города в город и победы на множестве молодежных соревнований. Спорт давал возможность посмотреть страну, расширял кругозор. За первое место, как правило, кроме грамоты и жетона вручали в качестве приза отечественные часы. Я их раздавал дома направо и налево.
Несколько месяцев я оформлял документы в заграницу. Студент университета, мастер спорта, член сборной СССР! Что еще нужно для счастья в семнадцать лет? Одна проблема – не получались фотографии для анкет. То уха одного не видно, то другого, то галстук забыл надеть, то уголка на фотографии нет. В райкомах и горкомах партии спрашивали о международном положении. Я знал все! И весной 1968 года сделал первую стратегическую ошибку. Меня затребовали в Москве, чтобы отправить в Германию, но я отказался ехать, поскольку на носу зачет по истории Древнего Востока. Амон Ра, понимаешь ли, Гильгамеш! Но в июне все-таки отправился в столицу, где в гостинице стадиона «Лужники» собирали сборную страны для поездки во Францию на матч с тамошней молодежью.
Азарий Семенович Герчиков, человек пожилой и значительный, еле разжимая челюсти, инструктировал:
– Если кого замечу в чем-либо – конец спортивной карьере. И вообще – всему.
Лень ему на нас слова тратить. Азарий Семенович замечает меня. Я как я его не интересую. Его интересуют мои волосы. Они по-битловски почти закрывают уши. Вольнодумство! Герчиков манит меня указательным пальцем:
– Чтобы одна нога здесь. Десять минут. На парикмахерскую. Под полубокс.
Лень ему слова тратить. Но гордый юноша не может перенести такого обращения. А я – гордый.
– К сожалению, я должен отвергнуть ваше предложение и отбыть домой, – произношу вежливо и удаляюсь в номер, начинаю собирать вещи.
Через несколько минут появляется руководитель делегации с уговорами. Дело в том, что от заграницы у нас не отказываются никогда. А тут какой-то щенок, сопляк! Но прыгать в высоту начальники не умеют. Другого юнца за день не оформишь. С начальников же тоже есть кому спросить.
