Эти контрабандисты – наследники давней традиции. В течение Первой мировой войны их предшественники переправляли по этому же маршруту контрабандные лекарства, а также тайную корреспонденцию, написанную примитивными секретными чернилами. По иронии истории, сегодняшние магнаты мелкой пивной контрабанды родом из бывших коммунистических стран, в которых частная торговля была запрещена. Потом все резко переменилось, и это отчасти объясняет, почему в последнее время люди в России охладели к Ленину. Да, его превратили в куклу, его мозг подвергся тщательным исследованиям, но по-настоящему его никто не любит; сердце удалено из его забальзамированного трупа. Чернее всего память о нем в тех краях, где советскую власть насаждали силой. В одном из таких регионов, в Западной Украине, Ленина настолько ненавидят, что во время протестов 2014 года были разом снесены десятки памятников Ленину и возникло новое слово – ленинопад.
Одна моя попутчица оказалась родом из Софии. Мы разговорились. Вспоминая времена коммунистов в Болгарии, она сокрушенно прищелкивала языком. Ее достаточно удивлял уже тот факт, что я ничего не везла на продажу. Расскажи я ей про свой интерес к Ленину, она сочла бы меня сумасшедшей. Система, символом которой стал этот мертвец, ассоциируется в таких странах, как Болгария, с коррупцией, нуждой, ложью, злоупотреблениями власти и вызывает отвращение, которое способно отбить охоту интересоваться этой системой даже как мертвой окаменелостью. Но я знала, что когда-то эта окаменелость была живой, и, как все охотники за окаменелостями, мечтала оказаться в прошлом, в том мире, в котором они все еще дышали.
Шесть дней назад, когда я выезжала из Цюриха, там была весна – в Торнио мела ледяная метель. Простой кирпичный вокзал, еще один реликт времен Первой мировой, одиноко стоит на берегу реки, а на другом берегу, не совсем напротив (рисковать, как обычно, никто не хотел), виден более изящный вокзал Хапаранды. Оба бездействуют, движения поездов между ними нет уже много лет. Чтобы попасть к вокзалу из самой Хапаранды, нужно проехать мимо местной тюрьмы. Финский берег менее мрачный и выглядит симпатичнее, по крайней мере в наше время. На здании вокзала есть табличка в память о знаменитой поездке Ленина – единственная встретившаяся мне в Хапаранде-Торнио. Вроде бы советское правительство заставило финнов установить ее там. В 1960-х годах, когда отмечалось 50-летие пролетарской диктатуры, советские дипломаты настоятельно требовали от европейцев установить такие металлические доски повсюду, где бывал Ленин.
Со временем такие напоминания перестаешь замечать. Двумя днями раньше я попыталась найти подобную табличку в отеле “Савой” в Мальмё. Ленин и его товарищи остановились здесь, чтобы пообедать после долгого переезда на пароме из Германии, и сохранили воспоминания о великолепном зале ресторана и превосходном обслуживании.
Девушка-администратор на стойке регистрации была озадачена: “Ленин? Может быть, Джон Леннон?” Выяснилось, что табличка таки имелась на противоположной стене лобби – в числе других табличек с именами других почетных гостей, – но одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять причину затруднения девушки (которая, как ни удивительно, сама оказалась родом из России): медь ленинской таблички, по сравнению с другими, тщательно отполированными, так потемнела, что совершенно потерялась рядом с именами звезд совсем иного калибра – Джуди Гарленд, Брижит Бардо, группы АББА и писателя Хеннинга Манкеля.
По крайней мере один человек в Стокгольме знал, кто такой Ленин. Я провела в городе всего один день (как и Ленин в свое время), и многие удивлялись, куда я так спешу. “Вы гонитесь за Лениным? – воскликнул владелец одного магазина. – Но вы в курсе, что опоздали примерно на сто лет?” Мы оба рассмеялись, но на самом деле он попал в точку: я хотела не просто пересказать старую историю и заполнить лакуны новыми архивными данными. Мне хотелось большего. Я села в поезд, чтобы заново проделать путешествие столетней давности – и написать о нем сегодня, когда мир вокруг нас совершенно изменился.
