Никто не верит, – писал Дэвис, – что народное возмущение имеет хоть малейший шанс на успех. Более вероятен дворцовый переворот с целью устранения царя и царицы.
Российскому участию в войне это якобы не помешает, так как, “по всей вероятности, народ молча примет переворот как свершившийся факт”. Следовательно, победа достанется союзникам, и тогда придется делать следующий шаг. Дэвис предупреждал:
После войны немцы, несомненно, приложат все усилия, чтобы вернуть себе потерянное господство над русской торговлей, так что нашей задачей будет своевременно развернуть нашу собственную торговлю и добиться достаточного влияния на развитие событий в стране. <…> Мировой прогресс в большой мере зависит от укоренения на русской почве британских понятий>78.
Иной мерзавец только потому может быть нам полезен, что он мерзавец.
В. И. Ленин
У немцев были собственные планы на создание агентурной сети в России. Но сначала нужно было восстановить утраченные звенья: с началом войны германские дипломаты были высланы из страны, многие немецкие коммерсанты и инженеры депортированы. Министерству иностранных дел Германии оставалось наблюдать, как на глазах тает список контактов в России, а у немногих оставшихся не было связей при дворе. “Полагаете ли вы возможным некоторым не компрометирующим правительство образом, исключительно от себя лично, деликатно послать к Витте голубя с оливковой ветвью?” – вопрошал своего корреспондента немецкий канцлер Бетман-Хольвег в Рождество 1914 года>1. Он полагал, что крупный предприниматель Альберт Баллин все еще мог бы обратиться к своему старому другу Сергею Витте, бывшему министру финансов России. Об отчаянном положении канцлера свидетельствует то, что единственный русский, у которого Хольвег надеялся найти поддержку, был человек на пороге смерти, давно переживший всякое свое влияние.
Любой немец вызывал в России подозрения, поэтому нужно было найти подходящего по убеждениям человека из нейтральной страны. И Швеция, и Дания могли предложить выгодных кандидатов. Посол Дании в Петрограде Гаральд Скавениус в течение войны не раз отправлял депеши в Берлин, пользуясь дипломатической почтой>2. Немецкие дипломаты обхаживали и датского короля Христиана X, у которого, благодаря родственным узам, был доступ к русскому царю>3. Налаживание такого рода связей не раз брал на себя германский посланник в Копенгагене Ульрих фон Брокдорф-Ранцау, который к тому же был в родстве с датской королевской фамилией. Все это было скрыто от посторонних глаз (немецкие власти не хотели показаться трусами, пытающимися избегнуть сражений), тем не менее в первые два года войны германское посольство в Копенгагене не раз выступало инициатором мирных переговоров с Российской империей. Однако ни одна из инициатив не имела успеха>4.
В одном случае, как подозревали петроградские либералы, была сделана попытка использовать родственные контакты Александры Федоровны. В феврале 1915 года сын германского императора, кронпринц Вильгельм Прусский, просил о посредничестве брата русской царицы, великого герцога Гессенского. Месяца два спустя немецкий министр иностранных дел Готлиб фон Ягов со своей стороны предложил, чтобы великий герцог напомнил сестре о превосходстве немецкого оружия и о бессмысленности мучений простых русских солдат>5.
Ягов не ошибся, апеллируя к чувствам Александры, однако он явно недооценил ее верность России. Несмотря на то что императрица искренне страдала от зрелища продолжающегося кровопролития, она не сделала ничего, чтобы положить войне конец. С начала войны и до конца 1916 года Россия потеряла пять миллионов человек – убитых, раненых, пропавших без вести, – но царь по-прежнему оставался опорой Антанты>6. Даже румынский поход 1916 года, в котором одна из малых союзнических держав была почти уничтожена, не заставил Николая переменить мнение. Еще одним ударом стало для Берлина убийство Распутина: захлопнулась одна из важных дверей во дворец, и антигерманская фракция при дворе ободрилась.
Шансы на то, что Германии удастся организовать дворцовый переворот, были невелики, поэтому специалисты из Министерства иностранных дел на берлинской Вильгельмштрассе, пытаясь найти способ подорвать военную мощь России, рассматривали и альтернативу: разжигание социальной напряженности в тылу врага. Тактика была рискованной и требовала тщательных консультаций. Министерство иностранных дел привлекло к решению задачи таких вдумчивых экспертов, как Курт Рицлер и Карл-Людвиг Диего фон Берген. Оба они кое-что понимали в России, однако в выработке общей стратегии участвовали и такие люди, как Теодор Шиман, стареющий и разочарованный остзейский аристократ, особенно интересовавшийся будущим малых наций
