подачи
прибегать по очереди и смотреть, как спит, и спит ле вопще дряная девчонка - ато может седит и
вносу ковыряецца.
Только они убежали, как на крыльцо вошел пачталион Печкин.
Он стучал долго, терпеливо, аж кулак да сикяков атбил, а так как ему не откликались, то он вернулся
к калитке и спросил у соседа, не уехали ли хозяева в город.
– Нэт, – отвечал сосед, – младшова я толко сэчас тут видэл. Давай я приму телэграмму.
Сосед расписался, сунул телеграмму в карман, сел на скамью, разгладил усы и закурил трупку.
Он ожидал Жека долго, так долго что успел даже пабрица.
Прошло часа полтора. Опять к соседу подошел почтальон.
– Вот, – сказал он. – И что за пожар, спешка? Прими, друг, и вторую телеграмму.
Сосед расписался. Было уже совсем темно. Уже и усы успели отрасти заново.
Он прошел через калитку, поднялся по ступенькам террасы и заглянул в окно: Маленькая девочка спала. Возле ее головы на подушке лежал рыжий котенок Матроскен.
Значит, хозяева были где-то около дома.
Сосед открыл форточку и опустил через нее обе телеграммы. Они аккуратно легли на подоконник, и вернувшысь Жэг должен был бы заметить их сразу.
Но Жэг их не заметил. Пердя домой, при свете луны он поправил сползшую с подушки на пол
девчурку,
турнул котенга и завалился спать.
Он засыпал долго, раздумывая о том: вот она какая - бляха бывает, жизнь!
И он не виноватый, и "О" - посвоему тоже не веноват.
А вот глядижты - впервые они с "О" всерьоз разор-срались.
Было очень обидно... Аж спать не спалось, и Же захотелось наркоманской булки... с маком.
Он спрыгнул, подошол к шкафу, включил свет и тут, наткнулца на подоконнике: - телеграммы.
Тут ему стало страшно. Дрожащими зубами он оборвал сургучную нашлепку и прочол.
В первой было:
«Буду сегодня проездом от двенадцати ночи до трех утра тчк Ждите на запасной явке папа».
Во второй было:
«Приезжай немедленно ночью задов будет в городе О».
С ужасом заглянул в часы. Было без четверти двенадцать. Накинув плащ-палатку и схватив сонного
ребенка,
Жэг, как сцепи стартанул - рванулся к крыльцу... Астнавился и одумался. Положил ребенка обратно
в койку.
Выскочил на улицу и помчал к дому старухи самагоншецы.
Он грохал в дверь, сменяя по мере усталости, кулаки и ноги до тех пор, пока не показалась в окне
всклокоченая, освещеная до неузноваемости керосинкой голова соседки замотаной в бегуди.
– Ты чего стучишь? – злобным, от недосцыпания дрожжей, голосом спросила она. – Чего озоруешь?
– Я не озорую, – умоляюще продолжыл Жэг. – Мне нужно проценщицу, теть Машу.
Я ей хотел доверить ребенка
– И что городишь? – захлопывая окно, ответила соседка. – Хозяйка еще с утра уехала в деревню
гостить
к брату - знаем мы таво брата... апять в подоле превезет.
Со стороны Пакгауза донесся гудок приближающегося грузовека...
Жэг выбежал на улицу и едва не сбил сног седова пеарщека - Колоколчекофф-Ёпрста.
– Простите! – пробормотал он. – Вы не знаете, какой это сигнал гудит?
Джентльмен вытянул из кармана жылетки, часы-луковицу.
– Двадцать три пятьдесят пять, – ответил он. – Это сегодня последний грузовик - на 101-й келометр.
– Как – последний? – давясь истерекой, несдавался Жэг. – А когда следующий?
– Следующий - пойдет утром, в три сорок. Э-э-э.., что с тобой? – хватая за курдюк
зашатавшевося Ж, старик участливо пасчупал пульс и измерел тонометром давление.
– У тебя аритмия? Может быть, я тебе чем-нибудь смогу помочь?
– Ах нет! – скрипя зубами и убегая, ответил Жэг. – Терь уже мне не может помочь никто на свете.
Дома ткнулся головом в подушку, апхватив её руками, точно изгнанник, вернувшыйся после долгих
скитаний
к радным берескам, но тотчас же вскочил и гневно посмотрел на спящую девчурку,едва не прожгнув
дырку в
любимом пододеяльнеке "О".
Опомнился, взял себя в руки, одернул одеяло ожогом вниз, столкнул сноги рыжего котенка.
Он позажыгал свет в террасе, в кухне, в комнате и мезонине... сел мимо дивана и покачал головой.
Так просидел он долго и, кажется, ни о чем не думал.
Нечаянно он задел валявшийся тут же, возле входа аккордеон.
Машинально поднял его и стал перебирать нотные клавиши.
Зазвучала мелодия, торжественная и печальная:
